Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

Бикеш!

Имя Бикен навело Сугурбая на мысль: эта девушка может помочь ему убежать! У нее много поклонников, готовых исполнить се просьбу.

Шурша платьем, быстро вошла Бикен.

— Дядя, у вас еще не опухла голова от сна? — Вошедшая со света, Бикен не разглядела Сугурбая и столкнулась с ним. Чтобы не упасть, Сугурбай обхватил Бикен за талию. Тело девушки было плотным и упругим. Сугурбай вздрогнул, в глазах потемнело, сознание на­чало покидать его. В таком опьяненном состоянии Су­ гурбай прижал к упругим, как яблоко, грудям щеку.

Бикен звонко рассмеялась, толкнула его:

— Дядя, что это значит?

Сугурбай не унимался, терся давно не бритыми ще­ ками.

— Попалась мне в руки? Теперь не отпущу. А вы­куп дашь?

— Возьмите все, что пожелаете.

— Ты правду говоришь?

— Да. Что пожалеет племянница для своего дяди?

— Бикеш-жан, я думал, что если у казахов рожда­ ются умные дочери, то ты одна из них.

Отстранив Сугурбая, девушка вернулась к двери, чуть приоткрыла ее. В комнате стало светлее. Бикен подошла к зеркалу, поправила волосы.

— Бикеш-жан, какие новости слышала? Мои уши— »то ты!

— Видела Какенова. Вышел из тюрьмы. Уже неде­ля, как его выпустили!

— Что ты говоришь! Почему же он не заходит сю­да?

— Вероятно, он не знал, где вы. Вообще он стал странный, сказал что-то вроде: «Нужно уметь плыть по течению». Не поняла я.— Бикен села за рояль, взяла пару нот: та-та.

— Бикен-жан, брось, пожалуйста, не бренчи! Чего доброго, еще кто-нибудь заявится.

‘ Бикен опять засмеялась: у страха глаза велики.

— Что он говорит про Закира? Верно, что видел своими глазами?...— голос Сугрубая задрожал. Бикен тоже стало не по себе. Неприятно, ужасно говорить о такой смерти...

— Есть какие-нибудь вести от Ибраима?

— Пока нет ничего... И из аула никто не приезжал.

Сугурбай внутренне позавидовал Ибраиму: «Хитер, коротыш. Наверно, уже в Синьцзяне!»

— Бокин, оказывается, уехал по аулам, я ходила к нему...

— Что ты говоришь? Но какое тебе дело до этого язверга? — Сугурбай в ужасе взмахнул руками.

— Я хотела спросить, кто застрелил жезде.

— Зачем тебе нужно было идти? К чему играть с огнем, голубка?

Бикен промолчала.

— Бикеш-жан, ты исполнишь свое обещание?

— Вы о каком обещании, дядя?

— Ты уже забыла? Ой-ой, значит, русские правы, когда говорят; не верь девичьей памяти.

— Ну, что нужно? Просите.

— Помоги мне выбраться из города. Верю лишь одной тебе. Бог наделил тебя и умом, и красотой.

— Дядюшка, не перехвалите меня. Вдруг я окажусь не в силах выполнить.

— Не перебивай: я тебе так доверяюсь, как не до­верился бы даже мужчине.

— Дядюшка, зачем столько слов? Если бы зависело от меня? Но смогу ли я?

— Сможешь. Ведь говорят же, что хитростью одной женщины можно нагрузить сорок ишаков.—Сугурбай улыбнулся, протянул руку и своими короткими пальца­ ми пожал тоненькие длинные пальцы Бикен.

— Дядя, мне хочется узнать: почему вы все ненави­дите Токаша?

Сугурбай вытаращил глаза: ну как ей объяснить? Он подсел к Бикен, сказал все, что с давних пор в глубине его сердца. Сугурбай и Токаш находятся на двух про­тивоположных берегах реки. Ни один не пойдет к дру­гому через эту реку и не протянет руки, больше того — каждый из них будет стараться свалить противника с обрыва и утопить.

— Жизнь Бокина недолгая...— закончил Сугурбай. Бикен, затаив дыхание, спросила:

— Что вы хотите этим сказать?

— Советская власть долго не продержится. А жизнь Токаша связана с ней.

Лицо Бикен стало серым, она долго сидела в мол­чании.

Снаружи кто-то постучался. Бикен заперла Сугурбая на ключ и пошла в гостиную. Затаив дыхание, Сугур­бай прислушался, заглянул в замочную скважину. У посетителя были хромовые сапоги, лицо гостя Сугурбаю не видно.

— Бурнашев, ведь говорили, что ты сбежал,— за­смеялась Бикен.

Это пришел Салимгерей, он один из многих влюблен­ных в Бикен джигитов. Если Бикен скажет ему: полезь в воду, Салимгерей без промедления сделает это. Вот такой молодой человек и нужен Сугурбаю.

— Это я сбежал? — с обидой спросил Салимгерей.

— А кто же больше? — насмехалась девушка.

— Я не уйду из этого города никуда, пока не отре­жу голову Токашу!— произнес тот озлобленно.

«Ух, это видать, герой!» — подумал Сугурбай.

— Думаешь, он такой глупый, что отдаст тебе един­ственную голову?—с ехидством говорила Бикен.

— Вот увидишь!..

— Угрожать за глаза, Салимгерей,— не большая сме­лость. Скажи в глаза, схватись и докажи, на что спосо­бен.

— Принесу его голову и положу перед тобой—тог­да ты увидишь мою способность! — Бурнашев хлопнул нагайкой по голенищу сапога.

— Не петушись, Салимгерей, знай свою дорогу! — в словах девушки звучали и насмешка и предупреждение.

— Не мечтай о нем, голубушка! Он метит не в тебя...

— Не вызывай меня на спор! Если я захочу — зав­тра же он будет сидеть вот здесь...

«О чем они говорят? — недоумевал Сугурбай.— У Бикен страшные шутки»—он прислушался. За две­рью перешли на шепот. Сугурбай услышал лишь два слова, произнесенные Салимгереем: «Сегодня ночью!».

Глава 7

Вечерами в большом доме Кардена висячие лампы не зажигают. Печи не топятся уже целую неделю. В комнатах холодно и темно. Жена Кардена уехала в свой аул на Чемолгане. Заниматься хозяйством некому. У Бикен нет на это времени, она готовит пищу, при­сматривает за пустующим домом Ибраима, а вечерами исчезает куда-то.

Карден обычно ночует в магазине: там товаров на миллион, в городе неспокойно, вдруг кто-нибудь обвору­ет, тогда все может пойти прахом.

У Кардена была привычка сдвигать круглую черную тюбетейку на лоб и поигрывать золотой цепочкой от часов, свисающей из нагрудного кармана жилетки. Такую манеру он перенял от больших торговцев на яр­марке в городе Нижнем Новгороде. Но вот уже много дней он забывал о тюбетейке и о цепочке, а сегодня вспомнил. В этот день он не остался ночевать в магазине, пришел домой вместе с Какеновым. Шаги у обоих твер­дые, Қакенов одет в поношенный пиджак, на голове тон­

кий войлочный колпак. Бикен с трудом узнала Габдуллу, хотя и видела недавно.

Двинув тюбетейку и поиграв цепочкой от часов, Карден ушел в комнату Бикен и вывел оттуда Сугурбая.

У Сугурбая исчезла прежняя важность. Протягивая руку Какенову,