Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
— Оказывается, мне суждено было видеть тебя!
Какенов, приободрившись, начал возвышенным током:
— Жизнь человека мне представляется тонкой паутиной, свисающей с потолка. Чуть тронь — и она оборвется... Вероятно, не напрасно говорили прежде людиз «Жизнь — ото мучение»... Не дальше, как вчера, чья-то рука чуть не оборвала нить моей жизни...
— А ты не потерял рассудка! — заметил Сугурбай, ожививш ись.
— Возможно,— Габдулла важно кивнул головой.
— Пока еше не потерял, по близок к этому! — рассмеялся Карден, поигрывая цепочкой.— Оказывается, тот герой идет на службу к большевикам.
— Неужели? — удивился Сугурбай, не зная верить или не верить. — Значит, поэтому он бредит!
Какенов сделав широкий жест рукой, продолжал гем же возвышенным тоном:
— Небо свалилось на землю. Весь мир пошел прахом. Надежды рухнули, вера пошатнулась. В глазах мрак. В этот момент один человек протянул мне руку, И я схватился за эту руку.
— Я подумал, что ты не офицер, а акын!—Карден громко засмеялся: его тяжелое тело тряслось, будто он рысил верхом на лошади.
— Характер Габдуллы непостоянен, как тучи на вершинах Ала-Тау,— сказал Сугурбай, не понимая, что все- гаки случилось с Какеновым.— Говори же, есть у тебя что-нибудь хорошее или нет?
Бикен начала подавать обед. Какенов украдкой взглянул на девушку, она была молчаливой, видимо, чем- то огорчена... Ах. да, траур по Закиру...
Габдулла заговорил о событиях в городе, беседа приняла широкий характер.
— Я не доволен. Если мы ни к чему не способны, то, как говорят русские, зачем было городить, огород? Власть, которую мы установили с такими хлопотами и трудами, большевики разгромили за одну ночь!—Габ- дуллу охватила ярость. — В Ревкоме секретарем избрали Бокина. Вся власть сейчас в его руках. Можно ли ждать от него добра?
— Он и раньше точил зуб на Джайнакова, а теперь разыскивает по всем аулам,— злобно промолвил Сугур- бай.
Бикен поставила на стол полное блюдо горячих мант. Крашеным черпаком Карден разложил манты по тарелкам. Сугурбай придвинул к себе перечницу с красным перцем.
— Продолжай! — сказал заинтересованный Сугурбай.
— Говорят, что спрашивал и о вас.
— Я же говорил, что жизни нам не будет, пока он жив. Наверное, в этих краях нет ни одного человека, который бы уважал его.—Сугурбай даже позабыл, что проголодался. Манты остывали.
— Почему нет, дядя? Есть...— тихо сказала Бикен.
Разинув рот, Какеяов замер с поднесенной ко рту ложкой. Карден повернулся в сторону дочери и строго посмотрел на нее. Сугурбай вздрогнул, будто кто-то его ткнул иголкой, но быстро освоился и захихикал.
— Бикен-жан говорит нарочно. Продолжай Габудлла.
— Вчера от имени алашского комитета заявили протест и послали в Ревком письмо.
— О, это уже дело! —Сугурбай проиподнялся и сел, подобрав полы халата.
— Его самого не видно. Уехал по аулам. Там сейчас голод, говорят, люди умирают...
— Так им и надо. Они же надеялись, что при большевиках будут сыты,— толстыми пальцами Карден взял одну манту и сунул ее в рот.
— Ну, а дальше?
Какенов не торопился, занятый едой. Он опять бросил взгляд на Бикен: казалось, что девушка не слушает разговора. На ее лице — печать горестных мыслей.
— Ну, заявили протест! А дальше?
— В Ревкоме сидят его сторонники. Ясно, что они ответят. Но там есть один правильный человек. Он помог мне освободиться из тюрьмы. Вчера я просил устроить меня на службу.
— Надо устроиться... Работай вместе с ними — вот мой совет. И не давай развалиться алашу. Наша жизнь связана с ним,— Сугурбай говорил долго, пока не раздался стук в дверь — тут он сразу же замолк; будто онемел.
— Выйди, Бикен! Узнай!—забеспокоился отец.
Увидев Бурнашева, Сугурбай успокоился, вернулся к столу. Яшайло опустился на колени, и согнув голову, взял руку Кардена.
— Исмаил, когда вернулся? — тихо спросил Карден.
— Вчера.
— Ну, какие новости привез оттуда?
— А куда он ездил? — спросил Сугурбай Какенова.
Тот шепнул Сугурбаю на ухо:
— Контрабандист. Недавно вернулся из Китая. Наверное, он провожал туда Ибраима.
Яшайло и Карден перешли на шепот.
— Здоров ли Ибраим?
— Передавал всем привет.— Яшайло не нравились расспросы в присутствии многих людей, он отвечал уклончиво.
— Что-нибудь удалось сбыть? —опять спросил Карден.
— Что? Опий, да?
Вместо ответа дунганин закрыл глаза и закусил губу.
— Как договорились, Бикен, я привел вот этого человека,— сказал Салимгерей, указывая на Яшайло.—• Чего он только не знает на свете? Он затолкает аксакала в мешок, взвалит себе на плечи и отнесет в мусорную яму за городом.
Бурнашев заливисто засмеялся. Бикен тоже улыбнулась.
— В самом деле, сможешь вывести из города?—обрадованно спросил Сугурбай.
Бурнашев посмотрел на Бикен.
— Слова Бикен для меня равносильны приказу царя. Яшайло выведет, я его заставлю. Если он не захочет слушаться меня, то послушается золота! — сказал Салимгерей и опять посмотрел на Бикен.
В первые дни Карден не придавал большого значения перевороту: «Завтра-послезавтра снова власть перейдет в руки Временного правительства!» — успокаивал он себя. Но вот прошел уже целый месяц, а изменений никаких не было и не предвиделось. Карден начал теряться. Все еще тяжело давило воспоминание о том, как поймали его ночью и мучили, угрожая смертью. Он мог бы умереть не от пули, а от разрыва сердца. Однако все это оказалось пустяками по сравнению с тем, чего приходилось ожидать. В последние дни распространился слух: говорят, что Токаш намерен отобрать скот у богачей и раздать участникам восстания—своим соратникам. Этот слух заставил Кардена день и ночь думать о судьбе несметных табунов лошадей масти черного бархата в Сартаукумах, отар овец в горах, тюков мануфактуры в тайниках.
Карден не только думал, но и делал. Жене в аул послал предупреждение: «Пусть коней угонят дальше к Балхашу и пасут отдельными косяками в песках». Он решил подальше запрятать ценные ткани. Тут нужно было и участие Исмаила Яшайло, который помог скрыться Сугурбаю и вернулся невредимым. Но на этом Карден попался. Через три дня его, дрожащего, привели в следственную комиссию. Домашние ничего не знали: Кардена увели прямо из магазина.
В длинном коридоре душно, совсем нет воздуха. Солдат с винтовкой за плечом ткнул Кардена в затылок, он споткнулся, кое-как перешагнул порог, подумав: «Да будет удача и все обойдется благополучно!» Немного успокоившись, он вскинул голову. Перед ним сидел молодой человек с суровым лицом и пронизывающим