Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

class="p1">Потом выступает казах, густобровый с черными уса­ми. Он говорит с гневом, сжимает кулаки: «Коварные враги, поднявшие свою грязную руку на жизнь Алексан­дра, ходят среди нас, прикрытые маской... Но пусть они не считают нас ротозеями! Мы знаем, кто убил Березов­ского». Хотя он и не назвал ничьего имени, но, наверно, не только у Пимена сжалось сердце от страха. Пимен еле добрел до кровати и свалился.

А на другой день его вызвал Фальковский. Пимен еле притащился — он ослаб и телом и духом.

— Я должен был это сделать,— сказал Фальков­ский.— Надо было как-то реагировать на слухи... Ничего, не волнуйтесь. Поговорим с глазу на глаз. Ведь ходить к вам в церковь я часто не могу, понимаете сами.

— Я хочу уехать,— сказал Пимен.

— Бегство — не выход из положения, святой отец. Это может сделать каждый. Чем вы заняты? Где хорун­жий Сотников? — Фальковский от слов перешел к делу.

— Прошлой ночью заходил ко мне. Спрашивал: ждать атамана Анненкова или начинать? Я ничего опре­деленного не мог сказать.

— Не будем ждать. Откроем путь атаману в Семи­ речье. Но прежде надо подумать о людях, которые мо­гут помешать нам. Их слова имеют вес, а имена — по­пулярность. Надо убрать их... Когда понадобится Сотни­ ков, я скажу.

— Да будет так, сын мой!

Неожиданно вошел Жакупбек. Фальковский принял суровый вид, строго проговорил Пимену:

— Дадите подписку, что никуда не выедете.

— Сын мой, куда может деться старый человек...

Фальковский повернулся к Жакупбеку и протянул ру­ку— он намеревался подписать подаваемую бумагу и быстро избавиться от него. Но Жакупбек пришел с дру­гим делом: показав пальцем в бумагу, он нагнулся и про­шептал:

— Вот это имя... Появилось в сегодняшней сводке.

Фальковский прочел: «Какенов».

Фальковский сам не понимает, почему он побаивается Жакупбека; не в меру старательный помощник то и дело заходит к нему в кабинет, выдумывает всякую-всячину. Вот напал на след Какенова. Такой может когда-нибудь поймать в капкан и самого Фальковского... Вероятно, Какенов повел себя неосторожно.

Сегодня, встретив Какенова возле парка, Фальков­ ский спросил:

— Откуда знает тебя Сулейменов?

— Просто знаком в лицо. Наверное, Бокин наговорил ему.

— Есть у вас на примете такой человек, который мог бы следить за Бокиным и все докладывать мне?

Какенов задумался—он вспомнил старых знако­ мых.

— Есть. Махмут!

— Кто он такой?

— Бывший кучер атамана Малышева. Шурин близ­ кого товарища Бокина. Уйгур.

— Атаман... Бокин... Тут что-то кроется.

Они разошлись в разные стороны.

Вернувшись к себе в кабинет, Фальковский сразу же послал за Махмутом. Тот пошел с тревогой в сердце: нет и не будет спокойного житья. Не радовали ни золото, ни просторный дом. О том, что по его вине погиб Березов­ ский, Махмут не особенно жалел. Лишь бы не пролива­лась кровь мусульман, а там —бог простит... Подобно кошке, зарывающей свой кал, Махмут продал и атамана, вручив Токашу его письмо, адресованное казакам. Мах­ мут не любит слово «продал» — ведь за это он не полу­ чил от Токаша денег, откуда приходят на язык такие про­тивные слова? Вот только искупил ли Махмут перед Токашем свою вину, вручив письмо атамана? Стоит ли оно смерти Березовского, и остался ли Махмут преступ­ником перед новой властью? А кто знает об этом пре­ступлении? Знал Загоруля, а его уже нет в живых. Ата­ман сбежал в Китай. Кто же еще остался?..

Так связав в узел нити своих мыслей и найдя в этом немного успокоения, Махмут в сопровождении солдата явился в следственную комиссию. Пусть допрашивают! Махмута взять нелегко. Было время, когда он ездил с караваном в Бухару, там палачи э.мира вонзали иглы

под его ногти: «Отдай опий, который везешь из Стамбу­ ла, иначе мы тебя отправим на тот свет»,— говорили они и пытали. И это он перенес. Если сейчас они разозлят Махмута, то он уйдет в горы и соберет вокруг себя всех уйгур из Джаркента.

— У вас много золота. Сдайте государству! — сказал ему Фальковский.

Кто-то успел донести. Или говорят наугад? Махмут покачал головой.

— Золото у богачей. А я не богач.

Фальковский расхохотался.

— А я не мальчик, который может успокоиться, если ему погрозить пальцем. У меня есть зубы, и очень ос­трые зубы. Нам известно, сколько у вас золота.

«Не только человек, но и сам дьявол не найдет, где лежит это золото. Запугивай сколько угодно!»

— Если не верите, обыщите!

— Бросьте такие разговоры! — Фальковский пристук­нул ладонью по столу.— Государству нужно золото. Не отдадите — значит вы враг. Расстреляем!

— Если будете расстреливать каждого, не убедив­шись в его правоте или виновности, то в городе никого не останется. Разве мы ждали такую власть!—Махмут хоть и робко, но тоже показал свои зубы. Он не скажет «возьми золото!» И ни за что не расстанется с богатст­вом, которое было даровано ему на старости лет самим богом!

Фальковский смягчил взгляд и более тихим голосом произнес:

— Махмут! Вы человек мужественный и честный. Нам известно, что вы были бедным. Мы знаем, где вы нашли золото. Мы знаем и о других ваших делах и даже преступлениях...— И многозначительно умолк.

Махмуту показалось, что то место, где он сидит, на­чинает опускаться вниз, голова его пошла кругом, а в ушах зашумело. Погиб! Значит они открыли, что предал Березовского!

— Ваше благородие, скажите, какие у меня... еше дела?

Фальковский рявкнул:

— Я не «ваше благородие»! Вы знаете, в каком уч­реждении находитесь?

— Простите, ошибся... Товарищ начальник! Спросите

обо мне у Бокина, у Токаша Бокина. Он хорошо знает меня. Я помогал большевикам!

Щеки Фальковского разрумянились и он заговорил весело, как человек, нашедший, то чего искал:

— Говорите, Бокин?

— Да, Токаш Бокин — комиссар, член Ревкома. На­верное, знаете?

— Вы что, хорошие товарищи с ним?

— Родственники. Его дружок и родственник Курыш- пай женат на моей сестре.

— Хорошо. В таком случае мы простим ваши грехи и золото оставим у вас. Только и вы нам помогайте. У революции много врагов!

— Если что в моих силах — я не пожалею...

— В силах. Кто чем занят и что делается в городе — все будешь сообщать нам. Особенно, что говорят о Со­ветской власти баи и интеллигенция..,

— Можно. Это в моих силах.

— И еще одно задание: будете следить за одним че­ловеком, все что он делает, говорит, должен знать я...

— Можно.