Плутон меняет знак - Елена Козлова

– Зена! – позвал он, но собаки нигде не было.

Сережа решил присесть на лавочку и подождать, когда собака все же вернется. Лавочки поблизости не оказалось, и он присел на клумбу, из которой торчали скудные городские хризантемы. Зена появилась через пару минут, распространяя вокруг себя отвратительный запах. Он хотел застегнуть карабин на ее широком потертом ошейнике, но псина уворачивалась, со счастливым лаем увлекая его за собой. Сережа послушно последовал за собакой. Она устремилась на лужайку, которую местные дети использовали как футбольное поле, и внезапно рухнула на землю. Зена извивалась, громко фыркала, лапы ее мелькали в полуденном жарком мареве. Сережа испугался, что у нее случился эпилептический припадок – такое с Зеной иногда случалось от излишнего возбуждения. Он подбежал поближе и обнаружил, что его питомица тщательно вываливается в мертвом голубе. Стало понятно, чем от нее так нестерпимо воняло.

– Любишь мертвечину, сучка, – улыбнулся Сережа. – Паразитов отпугиваешь.

Стараясь не дышать, он все же подхватил счастливую псину на поводок, не забыв сфотографировать распотрошенную ею тушку птицы на телефон – для вдохновения. В телефоне у него хранилось много некротики. Психотерапевтка из государственной программы психологической помощи населению, к которой его отправила Таня, заметив, что тема Танатоса, кажется, переходит из эскапизма в одержимость, предположила, что это его способ борьбы с тревогой. Со страхом перед своей смертью.

Причины для тревоги были. После того как искусство в стране запретили, рисовать трупы Сережа мог только для себя – никаких демонстраций. Сайт, который с любовью сделала для него Таня, был уничтожен в одно мгновение. Это раньше нужны были бульдозеры, сегодня все решается одним распоряжением сверху и нажатием правой кнопкой мыши. Покупать работы современных художников стало опасно – за это можно получить статью. По сути, Сережа стал арт-преступником. Но, помимо тюрьмы, он действительно опасался, что его убьют. Выходит, раскусила его психотерапевтка…

⁂

В Сережиной квартире передвигаться свободно, не спотыкаясь о холсты, потерявшие надежду быть схваченными багетом, можно было разве что в коридоре. Остальное ее пространство занимали трупы. Точнее сказать, изображения мертвых.

В детстве Сережа очень боялся войны. Почему – непонятно. Психотерапевтка называла это «бессознательным страхом, который вызван коллективной виктимной травмой». Сережа вырос, война случилась. В своем неспокойном воображении он тут же оказался в плену, где его зверски пытают, возможно, даже насилуют и в конце концов убивают. Вешают на дереве или душат, засунув голову в плотный черный мешок. Или сжигают заживо в сарае, как в жутком фильме про фашистов, который он видел лет в семь по каналу «Останкино». Там, правда, главный герой, мальчик, в печку спрятался. А Сережа тормоз, он спрятаться не успеет, его голыми руками можно брать и жечь… В телеграм- каналах он разглядывал фотографии уничтоженных многоэтажек, вываливающих внутренности человечьего быта, тлеющих домов, подорвавшихся на минах пехотинцев, застреленных танкистов, изуродованных мирных жителей, которые пытались спастись кто на машине, кто на велосипеде.

Он смотрел, и смотрел, и не мог перестать смотреть.

Делал и делал скриншоты, и, как потом оказалось, не зря, потому что доступ сперва к телеграм-каналам, а затем и к мировой сети ограничили, оставив только сайт «Вайлдберриз» и государственные ресурсы, где нет войны и смерти, а есть только мир и жизнь. Вот, посмотрите, открылась новая поликлиника с буфетом, пожалуйста, кофе, пирожные, бутерброды с семгой – все для пенсионеров. Вот построили и запустили новый автобан между столицами. Вот в Москве родился тринадцатимиллионный житель, которого назвали Космос. Сергей, будучи адептом теневой стороны, перешел в даркнет. Но и там фото разрушений и убийств довольно быстро удалялись, впрочем, он успевал делать скриншоты и рассматривал их часами. А насмотревшись до тошноты, переносил на бумагу и холст, словно продолжая смерть, делая ее легальной.

– Вы боитесь, что окажетесь в плену и будете убиты, верно? – подытожила государственная психотерапевтка, женщина, на лице которой, кажется, застыло изумление от новых терапевтических кейсов, и оттого брови всегда были слегка приподняты.

– Боюсь. – Сережа посмотрел ей в глаза. – Еще я боюсь, что я сумасшедший. И что вы донесете на меня за мои рисунки.

– Вы не сумасшедший, – успокоила его психотерапевтка. – Погружаясь в смерть, вы даете сигнал психике, что она с вами уже случилась. А значит, бояться нечего. Что вы чувствуете, когда заканчиваете картину?

– Радость и облегчение. Как после классного секса.

– Вот видите. Радость и облегчение… Я не донесу, что вы рисуете. Во-первых, это нарушение профессиональной этики. А во-вторых, вы делаете это у себя дома. Вы же тайные выставки не устраиваете?

– Нет, что вы, как можно!

– Ну и рисуйте себе, если вас это успокаивает и никому вредит, – разрешила государственная психотерапевтка, но на всякий случай отправила к психиатру.

Тот таблеточки выписал. Вроде получше стало. Предложила еще сеансы билатеральной стимуляции: на движущийся на экране шарик смотреть. Помогает справиться с тревожным состоянием. Метод доктора Шапиро. Нет, это не мужик, это женщина. Сомневаетесь? А вы отмечайте уровень тревоги по шкале от одного до десяти до и после сеанса. Вот ссылочка на шарик. Ну и про медитации на «Госчелобите», любезный, не забывайте. Сайт, конечно, глючный, но надо, Сергей, надо. Утром встали, иммерсивный шлем на голову надели, помедитировали – и никакой тревоги. Астропрогнозы смотрите? Они настраивают на хорошее. Позитивная психология. Как это иногда? Надо каждый день, тогда будет результат. Это же привычка, новые нейронные связи в головном мозге. Надо их формировать, день за днем, день за днем.

Помыв Зене лапы в тазике после прогулки, танатохудожник прошел на кухню, куда трупы тоже успели проникнуть, потому что выбрасывать их было жалко, а реализовывать не существовало никакой возможности, и стал варить себе кофе. Другой после шатаний с собакой по жаре бахнул бы пива или рюмочку, но не Сережа. Алкоголь повышал уровень тревоги по шкале от одного до десяти до ста пунктов, поэтому он его не употреблял. Телефон в чехле с утятами, лежащий на столе, снова зажужжал сообщением. И снова. И еще раз. И еще. Сережа понял, от кого они. Только один человек так беспардонно обрушивал на него поток сознания. Это была Вера.

⁂

Вера могла бы стать не более чем очередной моделью для его некрофильской серии, но не стала. Он, как утверждала психолог с изумленным лицом, в нее эмоционально включился. Начиналось все обыкновенно. Сережа познакомился с Верой в инстаграме[2], где он выкладывал свои шокирующие работы. Заметил ее среди лайкающих, изучил профиль: эффектная, кудри с рыжим отливом, крупные зубы, длинная талия – такую удобно рисовать – и слегка затуманенный взор зеленоватых глаз. Сперва он решил, что она просто считает такой взгляд соблазнительным, но потом Вера призналась, что у нее просто не очень хорошее зрение. Выразил симпатию в комментариях, обменялись сообщениями. Сережа уверенно шутил, рассказывал, что выставляется в «ГЭС-2» и так, по мелочи, слал умильные фотки с собакой. Переписка становилась отвязнее. Неожиданно для себя, раньше, чем позволяли пикаперские приличия, Сережа выпросил фотку обнаженной груди. Грудь была хороша, полна, мягка даже на глаз, заметные голубые вены ее ничуть не портили. Вера призналась, что она кормящая мать. Ну да, муж. Трое детей, все сыновья, младшему год и девять. В профиле же все написано… Но профиль художника не сильно интересовал.

– Меня покормишь? – в шутку спросил Сережа.

– Конечно, – ответила кормящая мать. – Где бы ты хотел, чтобы я тебя покормила?

– На эскалаторе Московского метрополитена, – продолжал деликатно шутить Сергей.

Вера оказалась женщиной слова. Взяла и покормила. Не на эскалаторе, конечно, а в номере отеля, где все стены и потолок были зеркальные.

– Сука ты. Тварь, – повторял Сергей и шлепал кормящую мамашу по ее молочной попке.

Она взвизгивала в ответ на шлепки и сжимала грудь так, что казалось, еще немного – и та лопнет. Но Вера выскальзывала из рук и члена, поворачивалась и направляла соски в его искаженный рот. Сергей послушно сосал. В лабиринте зеркал и разных ракурсах художник наблюдал за этим