Моя королева - Жан-Батист Андреа
— Обещаешь, что никогда не уйдешь?
— А ты обещаешь, что больше никогда не будешь плакать?
— Обещаю.
Вивиан задумалась, а я улыбнулся, потому что ее глаза сказали «да» раньше губ.
— Тогда я тоже обещаю.
С того дня я больше не плакал, сам не знаю почему и даже как. Но я сдержал обещание.
А вот Вивиан солгала.
Тем не менее она подарила мне самый прекрасный подарок на день рождения.
Мы шли долго, даже перебрались через холмик. Я спросил, куда мы идем, но Вивиан ответила лишь: «Сам увидишь». Когда овчарня с дырой в крыше исчезла, она потребовала, чтобы я закрыл глаза.
— И не подглядывай. Это приказ.
Мне бы и в голову не пришло жульничать, сам не знаю, почему она этого не поняла. Я нажал ладонями на веки и вдруг почувствовал на талии руки Вивиан: ее на первый взгляд хрупкие, словно бабочки, руки оказались сильными и закружили меня, как юлу. Вивиан сказала, что можно открыть глаза, и я послушался, но все вокруг продолжало чуть-чуть вертеться. Стоя на раскачивающемся плато, я не понимал, где нахожусь.
Мы снова пошли вперед. Казалось, Вивиан точно знала, куда идет, и это успокаивало. Поговаривали, будто в горных лесах водятся волки, и я не хотел потеряться и стать для них ужином. Потеплело, я слышал землю: она хрустела, раскрывалась и звала дождь, который совершенно не спешил. Лето едва началось, а почва под ногами уже молила о воде.
По дороге Вивиан спросила, с чего вдруг я вдолбил себе в голову идею отправиться на войну, и пришлось рассказать обо всем, с самого начала и без утайки. Тогда она объяснила, что, для начала, война далеко — гораздо дальше, чем я себе представляю, вернее, настолько далеко, что пешком не добраться. А если я умру, какая от этого польза? Родители будут долго плакать. Я лишь рассмеялся и ответил, что собираюсь убивать врагов, а не умирать.
— А у твоих врагов разве нет родителей? — спросила Вивиан.
Она прошла вперед, а я плелся следом, размышляя, что именно она имела в виду. В любом случае я уже не собирался на войну. Мы с Вивиан будем играть на плато. Может, мне даже удастся уговорить ее поселиться со мной: я уже продумал, как разгородить овчарню, чтобы у Вивиан была своя комната, а у меня — своя. Мы никогда не расстанемся, и однажды кто-нибудь найдет наши лежащие рядышком скелеты и подумает: «Вот эти двое дружили по-настоящему».
У меня в голове раздался голосок — такой насмешливый, вдали коридора, как в тот раз, когда мне вздумалось снять с ручника аварийную машину, просто чтобы проверить, удастся ли схватить ее за бампер и удержать. То был голос страшных бед. Я не виноват, что не удержал.
— Я просто поскользнулся! — закричал я.
На этот раз Вивиан посмотрела тем самым странным взглядом, который я частенько замечаю у окружающих. Я весь покраснел и, чтобы сменить тему разговора, спросил, не хочет ли она поиграть.
— А во что?
— Угадай, кто я.
— Окей.
Я принял очень простую позу — настолько очевидную, что она должна была сразу догадаться, но Вивиан нахмурилась и покачала головой. Тогда я сунул палец под нос, показал усы и рассек несколько раз воздух, совершенно отчаявшись, но она лишь рассмеялась. А я вот немного разозлился.
— Дон Диего де ла Вега! — прокричал я.
И пригладил волосы назад, чтобы Вивиан убедилась, насколько я на него похож, хотя после ванны получалось куда нагляднее.
Она вытаращилась:
— Это еще кто?
Тут уже я вытаращился, потому что Вивиан знала столько всего, а вот про дона Диего де ла Вегу не слышала — да где это видано. Я еще понимаю, что сержант Гарсия его не узнал, но тот вообще недалекого ума.
— Дон Диего де ла Вега! Зорро!
Я снова нарисовал букву «Z» невидимым мечом в воздухе, и Вивиан наконец протянула: «А-а-а-а», только очень тихо, почти не раскрывая рта. А потом призналась: ничего удивительного, что она не догадалась, потому что я рисовал не «Z», а в лучшем случае восьмерку или змею. Не останавливаясь, она схватила меня за запястье и научила рисовать самую прекрасную «Z» в мире.
Так мы и провели время в пути — настолько интересно, что я даже не заметил, как мы пришли, а Вивиан сообщила:
— Мы пришли.
Это, конечно, здорово, но понять бы еще, куда именно мы пришли. Я не видел ничего необычного: такое же плато, как и раньше, с горами вокруг и небом сверху. Видал я дни рождения получше. Но настоящий день рождения у меня только через два месяца.
Наверное, Вивиан знала, что делала, потому что в уголке ее губ пряталась улыбка. Она попросила посмотреть на горы и досчитать до ста. Я послушался, несколько раз сбился, вставил лишних слогов в названия чисел, еще в голову сам пришел отрывок из стихотворения и считалочка, которую мне рассказывала мать. Потом я решил, что добрался примерно до ста, и повернулся.
Вивиан исчезла. Клянусь. Осталась только трава и пара валунов, слишком плоских, чтобы за ними спрятаться, и все. Я правда испугался.
А потом услышал, как из-под земли, словно роса, поднимается ее смех. Я приблизился к камням, обошел их кругом — ничего. Я снова провернул все это и лишь на второй раз заметил среди травы около самого большого из валунов щель. Она была совсем узкая — я понятия не имел, как Вивиан туда проскользнула.
— Иди сюда, — раздался голос. — Ты пролезешь.
Я встал на колени; на самом деле щель оказалась немного шире — надо было только раздвинуть траву. Вивиан смотрела на меня оттуда: щека в земле, но под грязью красовалась широченная улыбка. Никогда не видел Вивиан такой довольной.
Я подполз, соскользнул в щель — немного оцарапал спину сквозь одежду, но все-таки пролез. Вивиан взяла меня за руку — тут уж она ко мне прикоснулась, а не я к ней, поэтому можно. И я понял почему: в мгновение ока стало совсем темно. Ее голос произнес:
— Я знаю дорогу наизусть. Прислонись правым плечом к стене.
Я чуть не запаниковал. В темноте я не видел ботинок и не мог определить, где какая сторона. Наверное, я качнулся влево, а не вправо, потому что Вивиан сухо подтащила меня к себе. Ноги уходили.
— У тебя нет клаустрофобии? — спросила Вивиан.
— Я не знаю