Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

Так мечтается наивному смотрителю. Грусть туманит невыразительное лицо. Нехорошо, если он останется в памяти мальчика безымянным.

Цирков, запрокинув голову, спрашивает первым:

– Как звать тебя, пионер?

– Константин! – отвечают сверху; в голосе пломбирно-отроческая хрипотца.

– Костик, значит… А меня Валентин Александрович. Мне шестьдесят восемь лет, раньше я работал учителем труда в школе, люблю рыбалку, персики и понедельники…

Слабая, полная страха за будущее забвение душа Циркова для Андрея Тимофеевича как на ладони.

«Ты умрёшь, и никто никогда о тебе не вспомнит! – хочется заорать Сапогову. – Кому какая разница, что ты любишь!»

Однако ж смолчал и, исполненный тихого презрения, удалился на поиски Чёртова Креста.

Немотивированная раздражительность в который раз играет со счетоводом злую шутку – слепи́т ум и заодно слух. А вот стоило бы прислушаться к диалогу смотрителя и случайного мальчишки по имени Костя.

Чёртов Крест Сапогов разыскал, да только колдовским местечком прежде него поживилась премерзкая старушенция в плащике и платочке; стоит и делает вид, что кормит воробышков. Андрей Тимофеевич понимает, что под видом хлебных крошек она сыплет из пакетика какую-то порчу или приворот.

«И не прибрала же Костлявая старую нечисть! Испохабила мне Чёртов Крест! – беснуется Сапогов. – Такой перекрёсток насмарку!»

И второй раз за день мозг точно пронзает электрическим разрядом. «Костлявая… Константин, Костик»… Костя! Это же и есть костяное имя! Костяной мальчик с чёрным пальцем!

Сапогов изрыгает вслух космического масштаба хулу, так что старуха вздрагивает и с боязливой оторопью смотрит на незнакомого деда. Тот яростно топочет ногами, словно вколачивает в пыль святыню. Затем разворачивается и, насколько хватает пенсионерской прыти, несётся обратно к Колесу. Злость прибавляет дыхания и выносливости.

Уже через четверть часа галопа по тропинкам Сапогов на месте! Мальчишки, разумеется, и след простыл. Лишь смотритель суетится с метлой возле будки. На вопросы, куда подевался недавний Костя с чёрным пальцем, пожимает плечами и радушно предлагает аэронавту ещё раз прокатиться.

От досады за свою вопиющую невнимательность Сапогов готов навести порчу сам на себя. Чертыхаясь, Андрей Тимофеевич плетётся прочь из парка.

Непонятно, с чего он решил, что удача была у него в кармане. Вот что бы он сделал с Костей, окажись тот на месте?! Оторвал бы палец? Но разве возможно такое осуществить при свидетеле? Теперь другая проблема. Как отыскать проклятого мальчишку? Неужели придётся сутками стоять в дозоре возле Колеса и поджидать, вдруг снова появится?..

От всепожирающего бешенства Сапогову требуется взвыть, но навстречу некстати катится компания, может, студенты или начинающие рабочие. Поскольку вой уже вырвался наружу, Сапогов быстро затыкает рот кулаком, от чего раздаётся какое-то свистящее фырканье, будто Андрей Тимофеевич собирался чихнуть, да деликатно прикрылся. Сапогов оборачивается и желает вослед молодому поколению всего наихудшего – несчастий на трудовом и личном фронтах.

– Николай Николаевич!.. – доносится ликующий скопческий голос.

Сапогов не обратил на оклик внимания; какое ему дело до какого-то Николая…

– Товарищ капитан дальнего плавания! Это мы!..

Андрей Тимофеевич глядит вперёд на дорогу. Там знакомая фигура в клетчатом демисезоне.

– Мор! Раздор! Глад! Чумка!.. Да не тяните так, фу!..

Это, конечно же, Псарь Глеб.

– Доброго дня!.. – приветственно машет он Сапогову; в левой руке у собачника связка брезентовых поводков.

Псарь Глеб не приближается, держится на дистанции:

– Мои архаровцы ужасно вам рады, но как бы не замарали лапами. Недавно был дождь, они носились по грязи…

Хорошо, что их разделяет десяток метров и Псарь Глеб не замечает вызлобленный взгляд Андрея Тимофеевича. Впрочем, может, и видит, просто думает, что капитаны дальнего плавания так и смотрят.

– Вы звали нас, капитан! – торжественно произносит Псарь Глеб. – И мы тут!

– Неужели?! – хмуро удивляется Сапогов. Меньше всего он расположен сейчас к общению. – Это когда же?!

– Да вот минуту назад… – подтверждает Псарь Глеб. – Хорошо, что мы бродили неподалёку и услышали ваш свист! – Псарь Глеб поощрительно гладит пустоту.

– Разве я свистел? – раздражается Сапогов.

– Ещё как! И замечательно! – с жаром подтверждает Псарь Глеб. – Нашим бесшумным свистом! Наверное, это вы тренировались, но у вас безупречно всё получилось. В любом случае я и мои зверюги всегда готовы услужить вам!

– Интересно, чем? – хмуро спрашивает Сапогов.

Псарь Глеб и его уважительная речь действует на Андрея Тимофеевича успокаивающе.

– Хм-м… – Псарь Глеб задумывается. – Мор и Чумка недавно затравили медведя, одни клочки остались.

– Прям медведя?! – с насмешливым недоверием уточняет Сапогов.

– Невидимого! – кивает Псарь Глеб. – И чрезвычайно крупного! Тише, тише, ребята!.. – он поглаживает пустоту. – А с Раздором ни одна гончая не сравнится в скорости, а Глад – превосходнейшая ищейка. Разыщет что угодно и кого угодно!

– Прям разыщет? – щурится Сапогов.

– Проверяйте, капитан!

– А мог бы он найти… – Сапогов делает вид, что смотрит на невидимого пса, – одного вредного мальчишку?

– Ну разумеется! Для этого понадобится какая-нибудь вещица мальчугана. Имеется таковая?

– К сожалению, нет, – вздыхает и злится Сапогов. – Но я видел его последний раз возле Чёртова Колеса, он там предостаточно наследил!

– Тогда осмотрим место! – Псарь Глеб первым устремляется к аттракциону.

Цирков уже ничему не удивляется. Заметив Сапогова в сопровождении Псаря Глеба, только и говорит:

– Опять вы, товарищ аэронавт!

– Мальчишка топтался здесь, когда покупал билет, – Сапогов тычет на участок земли возле окошка кассы.

– Ищи! – приказывает Псарь Глеб невидимому Гладу. – Ищи!..

Собачник переминается на месте, потом его рывком кидает к Колесу, затем обратно на дорожку.

– За мной, капитан! – кричит Псарь Глеб, точно увлекаемый ветром. – Глад взял след!

Как забавно они выглядят, милая. Впереди несётся Псарь Глеб, полы клетчатого пальто распахнуты. Коленки работают, словно паровозные поршни. Правая рука с обвислыми поводками вытянута вперёд, будто его и впрямь тянет свора. Левой рукой он придерживает кепку за козырёк, чтоб не слетела. Косящий глаз от бега совсем закатился под бровь, на обмётанных губах накипь слюны.

За ним едва поспевает Сапогов. Андрей Тимофеевич чуть прихрамывает, смешно выбрасывая ноги вперёд. Седой гребень волос поднялся, как хохолок у какаду. Правая рука то на сердце, то на солнечном сплетении – бегун из него никудышный. Старик устал и вдобавок ни на йоту не верит в успех.

А мелкий поганец какое-то время петлял по дорожкам, наведался к карусели «Ромашка» и лишь потом покинул парк. Началась незнакомая улица.

Пробежали мимо постамента с танком и памятника Ленину. Сапогов успевает пнуть еловый венок, лежащий на ступеньках. Вождь мирового пролетариата бессильно грозит вслед старому хулигану.

В дверях парикмахерской курит рыжая толстуха Илона Борисовна, на ней белый халат и передник, из кармашка торчат расчёска и ножницы. Она провожает лениво-удивлёнными глазами сперва Псаря Глеба, а потом ковыляющего Сапогова, даже не успевающего пожелать ей лёгочной