Мир! Дружба! Жвачка! Не спеши взрослеть - Юлианна Перова
– Это все – признание твоей уникальности. Это случилось благодаря помощи твоей любимой мамочки. А эта твоя Надька – деревенщина. Зарыла твой талант в навозную кучу. Вот как ты одет? Во что она тебя одевает? Ужас!
Федор задумчиво взял один из кубков, покрутил в руках, а потом размахнулся и швырнул о стену. Мать вздрогнула от неожиданности и замолчала.
– Это все твоя вина! – воскликнул сын истеричным фальцетом. – Ты во всем виновата!
– Боже мой! – закричала женщина, хватаясь за голову. – Федя! Федя, что ты творишь?! Федя, успокойся!
Но Федор продолжал бешено метаться по комнате, круша и раскидывая вещи, разрывая на клочки грамоты и дипломы.
– Забила мне голову ерундой всякой! – орал он. – Толстой, Достоевский, литература! А надо было меня на бокс отправлять. Был бы я щас рыжим тупым барыгой! Но счастливым! Тупым, но счастливым! Понимаешь?! – Он вышел, хлопнув дверью с такой силой, что фотография Толика зашаталась и со звоном рухнула со стены.
* * *
Вместо больницы автомобиль Виталика подкатил к недостроенному коттеджу.
– Вуаля, Надюха! – Виталик сделал пригласительный жест.
Надежда выбралась из машины и удивленно огляделась.
– Ты куда меня завел? Где травмпункт? – нахмурилась она и вернулась обратно в салон.
– Надюх, подожди, подожди, подожди! – Мужчина поспешил загладить вину. Раз нужного впечатления произнести не удалось, надо хотя бы как-то объяснить, зачем он наврал. – Дай мне пять минут. Только пять минут! И ты сейчас сама все поймешь. Джаст э файф секс[3]. Прошу. – Он распахнул дверь с пассажирской стороны и посмотрел на гостью умоляюще.
И та сдалась.
Через пять минут Виталик уже старательно изображал гостеприимного хозяина и водил женщину по строящемуся дому.
– Сюда мы каминчик впердолим, – хвастался он, усадив Надежду на диван. – Здесь… Ну, тут будет подоконничек такой резной. Сюда решеточку поставим кованую, ну это… воткнем ее как следует.
Однако гостье было не так просто пустить пыль в глаза: недаром прошли годы работы в жилконторе: всякого насмотрелась… да и на заводе тоже.
– Виталик, а я хотела спросить: ты зачем меня сюда привез? – строго спросила она. – Захотел своей берлогой похвастаться?
– А ну давай, вставай! Вставай, вставай! – заладил Виталик, которого вдруг осенило: ведь в голову уже влетела другая мысль. Он поднял гостью с дивана и поманил за собой, загадочно сверкая глазами. – Встала?
– Вроде… – недоуменно протянула женщина.
– Ну, стой, не падай. – Он расстегнул молнию на клетчатой сумке, с какими обычно ездили за товаром челночники, вытащил роскошную шубу и накинул на плечи пораженной Надежды. – Харе тебе, Надюха, сидеть у разбитого корыта, пора становиться дворянкой столбовою, – заявил он гордо.
Но женщина не обрадовалась, как он ожидал: она выглядела растерянной.
– Виталик, а чё происходит? – насупилась она.
Мужчина с заговорщическим видом сунул руку в карман и выудил… обручальное кольцо!
– Надюх… Силь ву пле[4]. Мадам. Мадмуазель. – Он театрально опустился на одно колено. – Надюх, ты это… Выходи за меня! Мы, если надо, детей твоих сюда перевезем. Я детей страсть как люблю. Больше, чем деньги… Ты чё это? Плачешь, что ли? – удивился и даже расстроился кавалер, заметив, как женщина смахнула слезу.
– Да нет. Ты что? – Надежда поспешила взять себя в руки. Нечего показывать посторонним свои слабости. – У меня просто соринка в глаз попала.
– А-а-а, соринка… – закивал Виталик.
Надежда почувствовала себя совсем неловко. Она аккуратно сняла шубу и покачала головой, отвела взгляд.
– Виталик, ты, слушай, ты извини меня, пожалуйста, ладно? Я просто не могу. Правда, у меня семья, у меня муж.
– Да ты не парься, Надюх! – расхохотался Виталик. Муж? Этот тюфяк? Курам на смех! – Я уже с ним поговорил. И все ему рассказал.
– Что… все? – Надежду прошиб холодный пот. Что балабол натрепал ее мужу? Навыдумывал всякой ерунды… Как будто у нее мало проблем в семье!
– Как что? Про нас с тобой, – беспечно улыбаясь, развел руками Виталик.
Он совершил ошибку. В следующую секунду в его глазах потемнело, кулак Надежды прилетел ему четко в переносицу.
* * *
Спустя минут десять женщина брела по дороге в сторону центра, погрузившись в мрачные размышления. Виталик медленно ехал на машине следом, одной рукой держа руль, а второй время от времени вытирая кровь, капавшую из носа на рубашку.
– Надюх, ну, ты реально вломила мне. Надюх! Надюх! Надюха!
Но женщина оставалась глуха к его словам. Наконец он остановил машину и вышел.
– Надюх! – позвал он, но та даже не обернулась.
* * *
Санька направился к бомжу. Тот перебирал возле мусорных баков вынесенные из квартиры вещи, поднял старую фотографию в разбитой рамке, где был изображен «в прошлой жизни», с женой, и задумчиво разглядывал ее. У парня сжалось сердце, он почувствовал себя последней скотиной.
– Это, чё, правда ваша квартира была? – спросил он сочувственно.
– Там все было, – шмыгнул носом бомж. – Там моя жизнь была…
– И чё, вам жить больше негде? – продолжал расспросы Санька.
– Да вот здесь и буду, пока не окоченею от тоски, – громко разрыдался бездомный. – Скорей бы меня Господь прибрал.
– А что, у вас больше родственников нет?
Мужчина помотал головой и завыл:
– Сестра под Ржевом, только теперь до нее не добраться. Последние деньги отобрали, ироды эти.
Санька задумался, порылся в карманах и протянул ему сегодняшний заработок.
– Этого вам на проезд хватит?
– Дай Бог вам здоровья! – Глаза бомжа жадно заблестели, он сгреб купюры и улыбнулся во весь беззубый рот. – Я ведь сейчас же на вокзал. Сестренка меня давно заждалась. Пригреет, родимая. – И заторопился в магазин.
Илюша проводил мужчину ошеломленным взглядом.
– Интересно. Он билет на автобус в магазин пошел покупать?
– Может, он просто проголодался? Не знаю, – пожал плечами Санька, убеждая себя, что не ошибся в людях. – Продуктов хочет взять? Хлеба там, молока…
Когда бомж снова появился, но уже с бутылками водки и вина, он понял, что был неправ.
– А ну стойте! – крикнул он бродяге и бросился наперерез. – Мы вообще-то деньги не на водку давали!
– Пошел ты, щенок! – огрызнулся алкоголик.
– А ну подождите! – Парень схватил его за руку и резко дернул. – Стойте! Отдайте!
– Ты чё делаешь?! Убери руки! Не трогай Коленьку! – завыл и завизжал бомж, как будто его режут. – Нельзя трогать Коленьку! Не обижай Коленьку! Щенки… – Но в итоге ему удалось вырваться и сбежать.
– К сестре поехал, – вздохнул Илюша, провожая его взглядом. – Вот она обрадуется, наверное.
Санька угрюмо промолчал.
* * *
Из кухни доносился противный скрежет: Федор Рябинин срывал дурное настроение на ножах. Точнее, пытался их точить, причем с маниакальной тщательностью.
– Федь, может, хватит