Это - Фай Гогс

Опустил ли он руки? Наоборот, этот неутомимый бутуз понял, что одной книжкой тут не обойдешься, засучил рукава и всерьез принялся за дело. Цистерны воображаемых чернил, миллионы несуществующих томов невышедшей из-под его пера поэзии, прозы, драматургии, публицистики – сколько бессонных ночей, сколько слез, боли, восторга и вдохновения было потрачено лишь на то, чтобы прийти к единственному горькому выводу: той горстке провонявших подмышками буквоедов, что удосужились мельком пробежаться по мизерной доле ненаписанных им строк, суть была просто ни к чему, а чудом извлеченные ее крупицы они немедленно присваивали себе, в дальнейшем используя их исключительно для самовозвеличивания!

Но если этот удивительный мальчуган тогда и захандрил, то совсем ненадолго: «Ну конечно! Эти ребята просто не хотят слишком глубоко копать в историях, которые, по их мнению, написаны другими точно такими же ребятами! – подумал он, и за год сочинил еще одну историю – да не просто историю, а настоящую королеву всех историй! Не мудрствуя, он так ее и назвал: «История». В ней излагалась другая, более «объективная», более «научная» версия происхождения мира от его начала до наших дней.

И почему же мы все считаем ее таковой? Я скажу вам: мало того, что мой подзащитный не поленился инвентаризировать, рассортировать и разложить все вещи в их «историческом» порядке, от «Бьюиков» до самых первых крупиц космической пыли, так он еще и снабдил ее целой кучей перекрестных литературных отсылок!

Ну, и что еще за рожи вы мне там корчите? Или думайте, что я ослеп? Думаете, мне отсюда не видно, как сквозь эту хорею Вита, этот похабный манифест инфантильных капризов, которую вы ласково именуете «мимикой», наружу рвется все тот же самый набивший оскомину вопрос – «зачем?» Зачем, мол, столько стараний, если целью было «всего-то» вдолбить в наши головы пяток элементарных истин?

Боги мои, сколько же самомнения! А если я скажу вам, что все это было сделано и вовсе ради одного: он лишь пытался навсегда отучить вас – тех, кто по самому праву рождения уже был лишен права на выбор! – от вашей пошлейшей манеры бросаться из крайности в крайность? Вас, привыкших из бесконечного множества вариантов всегда выбирать строго один из двух полярных?

И если вам кажется, что задачи легче не придумаешь, ответьте-ка мне: сумел ли хоть кто-то из вас распознать ту, самую явную, самую откровенную из всех когда-либо придуманных им аллюзий: с одной стороны – Джульетта, как символ вечной юности и красоты; с другой – якобы полная ее противоположность Ева Браун, старое, уродливое страшилище; но при этом обе невенчанные невесты, обе не знающие меры идеалистки, обе выбравшие не того парня и в результате, уж извините за мой итало-английский, обе – прижмурившиеся от отравы дуры; а ровно посредине между ними – просто Ева, женщина вообще без возраста и внешности, с загадочной улыбкой Моны Лизы принимающая плод познания добра и зла от ядовитой твари?

«Ах так?! – вскричал он. – Что ж, получайте!» – и начал расстреливать вас очередями убойных анекдотов про парней в плащах и масках, которые, пытаясь утихомирить одного съехавшего с глузду ханурика, выкашивали под корень целые города! Стоит ли удивляться, что, когда эти троглодиты стали для вас чуть ли не главными ролевыми моделями, осатанел уже сам образчик кротости и терпения?

« Verdammt noch mal! Basta, ragazzini![61]Метафоры – язык нечистого, а тут надобны прямые указания!» – и на землю хлынули потоки бродячих дервишей, магов, пифий, гуру, ясновидцев, мессий, жрецов, патриархов, шраваков, блаженных, прорицателей, назареев, пилигримов, вещунов, салафитов, знахарей, первоучителей, медиумов, бхикшу, пророков, аскетов, вуду, спиритуалов, кликуш, огнепоклонников, отшельников, брахманов, чернокнижников, ворожей, тантриков, старцев, шаманов, аватар, магистров, пандитов, проповедников, оракулов, суфиев, нагвалей, каббалистов, звездочетов, ведуний, факиров, хранителей, волхвов – уффф, кажется, никого не упустил!

И о чем были те слова, что на разные лады твердили все эти юродивые? Ну, вспоминайте, вспоминайте! Уж не о балансе ли?! А вы что им отвечали, срамники? Раз за разом одно и тоже, пугая этих чудаков до обморока: «Простите, сэр, в настоящий момент в кармане шаром покати, но на обратной дороге, если вы все еще будете здесь стоять…» – и улепетывали со всех ног!

И тогда он предпринял свою самую последнюю, самую отчаянную попытку. Помните, как однажды, лет пятнадцать лет назад каждый из вас услышал голос, который признавался вам в любви? А помните слова, что он тогда произнес? «Возлюби Господа всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя!»

Ах, вы спрашиваете, где же тут признание? Да неужели лишь я один сумел разглядеть в этом двойное равенство? Равенство между Создателем, всеми вами и каждым из сотворенных им существ? Неужели один я слышу здесь призыв узнать в нем себя, узнать в себе его, и простить и его, и себя, сбросив с плеч тяжкий груз отвращения, вины и стыда? «Любовь терпелива и добра. Любовь не завистлива и не ревнива; не хвастлива или тщеславна, не высокомерна, не самомнительна, не надменна, не напыщенна гордостью; она не грубит и не ведет себя неприлично; любовь не упряма, она не настаивает…»

Адвокат замолчал и прислушался. В наступившей тишине было слышно, как потрескивает моя виселица, нагретая горячим дыханием людских толп.

– О, я понимаю! Теперь вы ждете, что я произнесу для вас эти великие слова полностью? Не дождетесь. Они были написаны во всех книгах, над которыми вы привыкли потешаться, ни разу даже не открыв их – Библии, Коране, Упанишадах, Трипитаке, Дао-де-цзыне. Свой шанс вы упустили. Упустили, когда выболтали их первому же встречному выпивохе, или когда решили приберечь, но только для того, чтобы той же ночью нашептывать их своему постельному гомункулу с гипертрофированной анатомией и лицом музыкальной знаменитости. Упустили, потому что вы как самих себя возлюбили лишь то, до чего успели дотянуться своими погаными ручонками, и люто возненавидели вся и всех!

Вот эта неудача и надломила его. Он был разочарован; он был раздавлен горем; он не желал больше жить, оплакивая потерю своей единственной любви. Тогда-то он и сочинил свою последнюю историю – грустную историю о мальчике, чья собака утонула в реке, и вместе с ней утонули и все его воспоминания.

Была ли это та самая «Лета»? Этого мы с вами не знаем и не узнаем уже никогда. Зато мы точно знаем, что, поступив так, он оставил вам еще одну лазейку, подарил