Эхо наших жизней - Фейт Гарднер
Глава 18
Шандра Пенски мертва. Так что стрельба в «Гламуре» снова возвращается в новости. Число погибших увеличилось с одного до двух. В соцсетях появляются посты, посвященные ей, картинки по ее фотографии с улыбкой и сверкающими карими глазами. Она училась в школе медсестер, ей было всего двадцать три. Я смотрю на ее фотографию так долго, что глаза начинает печь. Я не знаю ее, но могу представить, будто знаю. Если я долго смотрю на фотографии незнакомых людей в интернете, живых или мертвых, мне кажется, что мы знакомы.
Моя мама посещает мемориал Шандры, а затем митинг в Сакраменто, посвященный ее имени, в поддержку безопасности оружия. Я не присутствую, но смотрю онлайн-трансляцию. Моя мать снова берет микрофон и заполоняет собой весь интернет. Выложенные ролики вирусятся под заголовками:
СМОТРЕТЬ ВСЕМ: АКТИВИСТКА РАЗНОСИТ ОРУЖЕЙНОЕ ЛОББИ ЗА ТРИ МИНУТЫ
ПОКАЖИТЕ ЭТО ВИДЕО ВСЕМ, КТО ВСЕ ЕЩЕ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОРУЖИЕ БЕЗОПАСНО!
«НОВАЯ НОРМА НЕПРИЕМЛЕМА», – ГРОМКО ЗАЯВЛЯЕТ ВЫЖИВШАЯ ПОСЛЕ СТРЕЛЬБЫ
«Активистка». «Выжившая после стрельбы». Странно, как событие, над которым ты не властна, может навсегда изменить твою личность.
На этот раз ей понадобился всего час, чтобы набрать десять тысяч просмотров. Здорово. Я закрываю ноутбук. Я закрываю свое сердце или пытаюсь, во всяком случае. Я достаю швейный набор и начинаю пришивать обтрепавшиеся пуговицы.
Я слышу, как Джой в своей комнате громко поет, включив колонки. Я скучаю по тем дням, когда оставалась дома одна. Когда Джой гуляла с подругами и допоздна занималась в колледже. Я говорю себе, что скоро все вернется на круги своя. Кажется, ей намного лучше. Странно, но именно это меня и беспокоит. Она как будто в норме. Чаще улыбается, чем прежде. И все же она не хочет выходить из дома. Это не имеет никакого смысла.
Я не должна думать, будто у нее все зашибись. Конечно, не зашибись. Я до сих пор просыпаюсь по ночам от того, что она плачет в маминой комнате, что они вдвоем обнимаются в постели в приступе паники, которую я не могу понять до конца. По утрам я вижу, как за завтраком она прикладывает руку к сердцу и глотает таблетку, закрывает глаза, сглатывает и ждет, пока ее дыхание выровняется. Недавно кто-то поджег фейерверк на улице, и она начала кричать. Однако в основном она сидит в своей комнате, примеряет шубы, бренчит на бас-гитаре или разговаривает с Лексом низким мягким голосом до поздней ночи. Кажется, ей больше нравится ее комната и она сама, чем весь остальной мир.
– Каждый справляется по-своему, – говорит мама, поправляя помаду перед очередным собранием МЗБО. Она улыбается мне, и я обнимаю ее. Впервые в жизни я не говорю ей, что у нее помада на зубах.
Я хожу на работу. Приятно отвлечься от происходящего на глянцевые каталоги, долгие, страстные обсуждения брюк с высокой талией и создание про них рекламных текстов. «Легкое платье с клеверным принтом и рукавами-фонариками – прекрасный выбор для дегустации вин в день летнего солнцестояния». Я смотрю в окно на озеро Мерритт, плещущееся в центре Окленда, как зеркальная лужа, и думаю: может, мне стоило заняться придумыванием подписей для открыток Hallmark.
– Бибс, ты опять отключилась, – говорит мне Антонио.
– А? – переспрашиваю я, оборачиваясь.
– Пять минут назад ты сказала, что собираешься за кофе, – говорит он. – Но кофе все еще нет.
– Ой, прости.
Я снова смотрю на город, который отсюда выглядит так, будто это диорама.
– Как давно ты стажируешься? – спрашиваю я Антонио.
– Год и три месяца, – отвечает он. – Но платить мне начали через год. – Вздох.
– Не знаю, смогу ли я заниматься этим целый год, – говорю я. – И ради чего? Чтобы делать то, что делаешь ты? Стать оплачиваемым стажером? Без обид, но ты подрабатываешь по выходным в такси, чтобы свести концы с концами. Зарплата, наверное, отстойная.
Мы практически шепчемся, хотя кабинки, диваны и столы опенспейса не менее чем в пятнадцати футах от нас.
– Она и правда отстойная, – шепчет он. – Но мне здесь нравится. Это то, чем я хочу заниматься.
– Все мои друзья пошли в колледж, – шепчу я в ответ. – Они делают домашки, живут в общежитиях и ходят на художественные выставки.
– Тихо-тихо. Ты слишком молода для кризиса четверти жизни.
Тэмми выходит из своего кабинета и замечает нас, сидящих у окна с напряженными лицами.
– Все в порядке? – спрашивает она.
– Все отлично! – кричим мы вдвоем.
Тэмми колеблется, но все же уходит в туалет и оглядывается через плечо перед тем, как свернуть за угол.
– Бетти, – решительно говорит Антонио. – Нам нужно работать. Но я думаю, что готов вывести наши отношения на новый уровень. Думаю, я готов сделать тебя другом по жизни, а не только по работе. – Он ведет меня к нашим столам. – Давай встретимся на выходных. И тогда можем поболтать. О моем последнем свидании с парнем, у которого была ручная обезьянка, о твоем кризисе четверти жизни, обо всем.
– Ручная обезьянка? – переспрашиваю я.
Но он уже надел наушники и открыл ноутбук. Из них слышна классическая музыка. Может, он прав. Может, это то, чего не хватает в моей жизни: друзей.
Позже, дома, мы с Зои долго разговариваем по «Фейстайм», где она знакомит меня со своим новым парнем, имя которого я тут же забываю, потому что, будем честны, она, скорее всего, расстанется с ним уже через неделю. Зои влюбчива и неизбирательна. Клянусь, она может втрескаться в кого угодно. Она утверждает, что я – ее полная противоположность. Она права. Я готова ждать.
– Признайся, тебя уже год не тискали за сиськи, – говорит она.
Я ужасно рада, что ее парень уже ушел из ее комнаты на этом моменте.
– Почему одно тисканье сисек является мерилом для чего-либо…
– Ты поняла, о чем я, – говорит Зои.
Ее волосы убраны в небрежный пучок, и она сплевывает семечки в салфетку. Она сидит посреди разноцветной кучи белья.
– Надеюсь, твоя соседка не помешана на чистоте, – говорю я.
– О, моя соседка пожаловалась на меня и мой храп, и теперь я живу одна.
– Я спала с тобой в комнате кучу раз, ты не храпишь.
– Ага, я притворялась.
Это так похоже на Зои. Зои, которая считает, что правила существуют для всех, кроме нее. Королева Зои, как называют ее
