Эхо наших жизней - Фейт Гарднер
Amoeba Records – это рок-н-ролльный хаос. Из подвесных колонок доносится ровный грохот барабанов, грязная гитара и сопливый, но мелодичный мальчишеский голос. Я не была здесь уже несколько лет. У меня есть аккаунт на Spotify. Я даже не совсем понимаю, почему люди до сих пор покупают пластинки, но Джой их любит, так что я здесь. Магазин огромный, и я сразу же теряюсь. Повсюду надписи со словами вроде «Метал», «Джаз», «Хип-хоп», Классика», «Редкости». С чего мне начать?
Белая девушка с зелеными волосами и татуировкой русалки на руке спокойно переворачивает раздел под названием «Новые релизы», одну за другой, пластинки тихонько стучат друг о друга, пока она их перебирает. Кажется, она знает, что делает. Подражая ей, я подбираюсь к другому краю витрины и просматриваю альбомы в полиэтиленовой упаковке, словно я здесь тоже завсегдатай. Я останавливаюсь и рассматриваю обложки альбомов, как будто они для меня что-то значат: морщу лоб, глядя на одну с мультяшной лягушкой, курящей косяк, щурюсь на ту, что выглядит как группа клоунов-готов, размышляю над названием группы The Boo Boo Girls – три надутые девушки с пластырями на лицах.
Мир такой странный.
На обложке одного из альбомов изображен чувак, направляющий пистолет в камеру, и у меня тут же поднимается давление. Я уже хочу перейти к следующему разделу, когда на табличке наверху, на видном месте, обращенном ко мне, замечаю название альбома, которое узнаю: Electric Wheelchair. Черно-белый искусно нарисованный скелет в инвалидном кресле, в солнцезащитных очках и с электрогитарой на коленях. Всего пять пластинок, и на них указывает кричащая табличка «ВЫБОР СОТРУДНИКОВ». Я беру одну и переворачиваю.
Вот и он – длинноволосый, взбудораженный, на живом снимке с концерта: «Лекс Дуд, гитара и вокал», гласит надпись ниже. «Лекс Дуд» звучит гораздо круче, чем его настоящее имя – Александер Дуди. Так странно держать в руках альбом парня, который ел наши замороженные вафли прямо из морозилки, появлялся нетрезвым на пороге нашего дома с раздавленными цветами, которые явно сорвал в соседском дворе, и икал, блея: «Джой», который разбил сердце моей сестры в прошлом году, из-за чего она каждую ночь рыдала в ванной. (Она бы никогда в этом не призналась, но в конце концов, у нас же стены из бумаги.) И вот он – после дебюта на крупном лейбле. Я нащупала золотую жилу – это идеальный подарок для Джой.
Я немного брожу вокруг, рассматриваю постеры и проигрыватели, похожие на чемоданы. Краем глаза я замечаю Майкла, долговязого парня с волнистыми волосами до плеч. Мое сердце от страха начинает биться как бешеное. Что я вообще могу ему сказать? «О, привет, помнишь меня, со старшей школы? А еще твой мертвый брат-убийца чуть не застрелил мою сестру». Магнит, притянувший меня сюда, был не более чем нездоровым любопытством. Но точно не Майкл. Я обхожу магазин еще раз, но больше не вижу его. А когда я подхожу к кассе, мне кивает парень с фиолетовым афро, одной серьгой в виде павлина и бейджиком на груди с именем «Макс».
– Как делишки? – спрашивает он.
– Делишки отлично, – отвечаю я.
«Делишки отлично»? Я бы хотела провалиться под землю прямо сейчас. Клянусь, мои социальные навыки испарились: сначала все мои друзья разъехались по модным колледжам, а потом еще и «Гламур». Я кладу пластинку на стойку и достаю бумажник из сумочки. Когда я поднимаю глаза, кто-то шепчет Максу на ухо. Этого кого-то я узнаю. Темные волосы до плеч.
Майкл Ли.
Он появился словно из ниоткуда, хотя теперь, присмотревшись, я вижу дверь в наклейках с надписью «Только для сотрудников». Кажется, что-то случилось, потому что Майкл и Макс перешептываются, а потом Макс делает жест в мою сторону и говорит: «Обслужи ее, а я пока вызову сантехника», и Майкл вдруг оказывается моим кассиром. Макс исчезает. И я чувствую, как скручивает живот. Как будто я пришла заигрывать с опасностью, сыграть в «кошки-мышки» со случайностью и проиграла.
На Майкле Ли футболка какой-то группы, настолько выцветшая, что я не могу прочитать название. На его лице всегда – и это даже жутко – полуулыбка, неизменная, как у человека под кайфом, и которая уж точно не подходит тому, чей брат-убийца мертв. У него такие длинные ресницы и такие идеальные брови, что я ему завидую. Мы сидели рядом в старших классах, но он сильно изменился с моих воспоминаний: стал выше, стройнее, кожа лучше, осанка тоже. Все, о чем я могу думать, – это фотографии его брата в новостях и то, что Майкл совсем не похож на Джошуа. Никогда не подумаешь, что они родственники. Возможно, это ложь, сказка, которую я себе придумала.
– Electric Wheelchair, – говорит он, нажимая несколько кнопок на кассовом аппарате. – Пойдешь завтра на концерт?
– Завтра, – повторяю я, потому что, видимо, превратилась в какого-то робота.
– На Гилмана, – говорит он.
Я не совсем понимаю, о чем именно он говорит. Я киваю, не глядя ему в глаза и надеясь, что оплата поскорее пройдет.
– Эй, я тебя знаю, – говорит он. – Ты из школы Беркли. Бетти, верно?
Ну вот, моя попытка «не смотреть в глаза» провалилась. Я поднимаю взгляд, растягиваю губы в улыбке.
– О, привет. Да, это я.
– Майкл, – говорит он.
– Да, я тебя помню.
– Как жизнь? – спрашивает он.
Забавно, что ты спрашиваешь, Майкл. У тебя есть неделька, чтобы поболтать об этом? Но я просто пожимаю плечами.
– Сойдет, – говорю я ему.
– Так вот, – говорит он. – Моя группа открывает концерт на Гилмана.
Он кладет пластинку в желтый пластиковый пакет и пододвигает ко мне по стойке. Затем лезет в задний карман и кладет сверху маленький черно-белый флаер. Он похож на записку о выкупе: вырезанные из журналов буквы с названиями групп, фотография того парня на атомной бомбе в конце фильма.[14]
– Мы называемся Dr. Crusher, – говорит он.
– А что играете?
– Хеви-метал, знаешь, что-то типа… Melvinsy. Но пободрее. И ближе к восьмидесятым.[15]
– Хм-м-м, – говорю я так, чтобы казалось, будто я действительно понимаю его слова.
– Парень, который только что был здесь, Макс, играет на клавишах.
– Круто.
– Короче… если тебе нравятся Electric Wheelchair, то обязательно приходи. Это единственный концерт в Ист-Бэй, который они дают в этом году.
– Может, и схожу, – говорю я, глядя на флаер.
У меня пересыхает в горле от той лжи, которую я сказала. Я знаю, что не собираюсь слушать
