Женщина из дома с олеандрами - Риити Ёкомицу

Старейшина, обращаясь к нему столь учтиво, что сам удивился этому, спросил слугу, как он выздоровел. Слуга в подробностях поведал о своем сне: о том, как каждую ночь поедал дивные яства, как наслаждался беспечной жизнью, окруженный прислугой и рабами, как испытывал райские наслаждения в объятиях бесчисленных дев.

Услышав историю раба, старейшина был поражен. Как же так могло получиться, что его сон и сон раба совпали столь изумительным образом? Неужели сны действительно имели на их тела столь сильное воздействие, что спящий мог насытиться едой, которую поглощал во снах? Он более нисколько не сомневался, что мир снов был не менее, а возможно, и более реален, чем мир бодрствующих. Старейшина, преодолевая гордость, рассказал рабу о своем еженощном сне. Как он был вынужден каждую ночь выполнять много тяжелой работы, как ему приходилось довольствоваться только ботвой таро и рыбными объедками.

Слугу ни капли не удивил рассказ старейшины. По его мнению, это было само собой разумеющимся. С удовлетворенной улыбкой на губах он снисходительно кивнул, как будто бы просто услышал подтверждение чего-то, о чем давно подозревал. На самом деле, его лицо светилось тем же счастьем, которое наверняка испытывает сытый морской угорь, растянувшийся на илистом дне во время отлива. Слуга уже точно знал, что сны эти были более реальны, чем дневная жизнь. Тяжело вздохнув, богатый, несчастный хозяин устремил полный зависти взор на своего бедного, мудрого раба.

Вышеприведенная история — старая легенда с острова Орвангар, которого больше не существует. Примерно восемьдесят лет назад этот остров внезапно погрузился на дно морской пучины вместе со всеми своими жителями. С тех пор люди говорят, что ни один человек в Палау больше не видел столь счастливых снов.

Женщина из дома с олеандрами

Накадзима Ацуси

Переводчик Ксения Савощенко

Редактор Таисия Гребнева

После полудня дыхание ветра стихло полностью.

Под облаками, покрывающими небо тонким слоем, застоялся насыщенный влагой воздух. Жарко. До чего хочется убежать от этой жары. Я словно прошел вглубь паровой бани, шаг за шагом передвигая тяжелые ноги. Они были такими, потому что тропическая лихорадка, с которой я засыпал почти что неделю, еще не прошла. Устал. Было трудно дышать.

Почувствовав головокружение, я остановился. Облокотившись на ствол дерева, стоявшего на обочине дороги, я закрыл глаза. Я чувствовал, как галлюцинации, пришедшие ко мне несколько дней назад, когда поднялась высокая температура, снова начинали проявляться на обратной стороне век. И в то же время за закрытыми глазами, в полной темноте, стремительно вращалась горящая, ярко сияющая серебряная спираль.

«Нельзя!» — подумал я и сразу открыл глаза.

Ветер не тронул ни один лист дерева. Пот собирался под лопатками, я чувствовал, как капли сливаются воедино и стекают вниз по спине. Но как же тихо! Интересно, спят ли в деревне? Ни людей, ни свиней, ни кур, ни ящериц, ни моря, ни деревьев не было слышно.

После небольшого отдыха, который я позволил себе, продолжил идти. В Палау есть особая ровная брусчатая дорога. В такие дни, как сегодняшний, стоит лишь посмотреть на гуляющих босиком островитян, и кажется, что не так уж холодно.

Когда я прошел пятьдесят-шестьдесят шагов вниз и оказался под большим раскидистым, словно густая борода, фикусом, я впервые услышал шум. Это был звук капель, сталкивающихся с водой. Решив, что там кто-то плещется, и посмотрев в ту сторону, я увидел узенькую тропинку, спускающуюся вниз от мощеной дороги. Когда я подумал, что сквозь просветы огромных листьев картофеля и прорези папоротника увижу мельком тень обнаженного тела, раздался пронзительный игривый женский голос. Затем я услышал плеск воды, сплетенный со смехом, и, когда он смолк, я вновь вернулся к первозданной тишине. Я устал, посему мне не хотелось дразнить купающихся днем девушек. Я продолжил спускаться по пологому каменному склону.

На пути к дому показались алые цветы олеандра[5]и моя усталость (или, скорее, вялость) стала невыносимой. Я подумал, что попрошу островитянина отдохнуть в его доме.

Перед домом высотой на один сяку[6] возвышалась каменная плита, размером примерно в шесть татами. Это была родовая могила этой семьи. Но если встать на нее и заглянуть в тусклое нутро дома, то окажется, что там никого нет. На полу лежала только белая кошка, напоминавшая толстый круглый бамбук. Кошка проснулась и увидела меня, но стоило мне немного присесть, как она, сморщив кончик носа, сузила глаза и вновь уснула.

Поскольку мне не нужно было скрываться от хозяина, я решил сесть возле старого дома на край отмостки и отдохнуть. Прикурив, я посмотрел на большую ровную могильную плиту перед домом и стоящие возле нее шесть-семь тонких высоких стволов ареки[7]. Народ Палау — не только здешние жители. Кроме Понапе[8], все на Каролинских островах смешивают измельченные плоды ареки с жевательным табаком и наслаждаются им, потому всегда сажают несколько деревьев перед домом. По сравнению со стволами кокосовых пальм, стволы ареки тоньше и ровнее, что делает их лучшим вариантом. Помимо ареки здесь также росли три-четыре вечно цветущих олеандра. На каменную могильную отмостку то и дело падали розовые цветы.

Откуда-то доносился сильный сладкий запах: вероятно, где-то был посажен жасмин. В такие дни, как сегодня, этот запах казался особенно сильным, отчего головная боль становилась невыносимой.

Ветра по-прежнему нет. Воздух, густой, насыщенный, вязкий, как теплый клей, прилипал к коже. Он проникал в голову и туманил разум. В каждом суставе так и ощущалась невыносимая вялость.

Когда я докурил и выбросил сигарету, то поколебался и заглянул в дом. Там был человек. Девушка. Откуда и когда она пришла? Ведь раньше там никого не было. Только белая кошка, которая, к слову, исчезла. Возможно, мне показалось, что кошка обратилась в женщину.

В мое изумленное лицо женщина смотрела не моргая. В ее глазах не отражалось удивления. Я ощутил, что меня более не интересует то, что снаружи, — я все время кидал взгляды на эту женщину.

Женщина, обнаженная по пояс, держала ребенка, сидящего у нее на коленях. Ребенок был очень маленьким. Быть может, два месяца от роду. Он, посапывая, держал во рту ее сосок, но не сосал его.

Я был удивлен, когда на мою просьбу разрешить отдохнуть в ее доме, она