Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева
На море сегодня было скучно и темно. Караульный объяснил, что это пробило какой-то кабель. Ничего, к вечеру должно проморгаться, а уж если нет, будем сигнализировать начальству и вызывать электриков.
Цитрамон и минералка – пиво пока было решено не трогать – сделали жизнь по крайней мере терпимой. Однако не до той степени, когда можно спокойно вернуться к убиванию времени. Влад подремал, откинувшись на стуле, но в какой-то момент поймал себя на том, что считает заклепки на противоположной стене. Затем заклепки кончились. Осталась только уходящая в неизвестность труба пневмопочты.
Он вспомнил последний инструктаж Григория, из больницы вышедшего, но страдавшего дома трезвостью под бдительным оком племянницы. Сводился инструктаж к следующему: в море не ссать, караульных не поить, баб… ну это как хочешь, там в рундуке матрасик есть. Да, вот еще: по инструкции трубу эту проверять надо. Так ты забей. Никуда она не ведет. Секретчики пытались дознаться, но хрен там. Загадка, бля.
Сейчас загадка мозолила Владу глаза.
Он взгромоздился со стула, выдрал из валявшейся на столе амбарной книги лист и задумался. Кому? Зачем? В когда? Письмо должно стать «капсулой времени». Об этой моде оставлять послания потомкам он случайно прочел в «СПИД-Инфо»[20], и запало.
А еще почта могла быть каналом связи с подводным миром. Вдруг там, под водой, живут русалки и русалы. Это они получили его панический SOS и помогли спасти Григория. В общем, послание должно годиться для всех.
Влад выпутал из веревочки карандаш, сел к столу и начал писать: «Привет из СССР…» Задумался. Во-первых, какой, к черту, СССР? Нет уже такой страны. Во-вторых, ни перед будущим, ни перед русалами за всю страну он отдуваться не намерен. За себя бы суметь. Ведь он, Влад, скоро умрет. Тогда в армии смерть просто промахнулась. Или предупредила, улыбнулась без рта. Он вспомнил Ивана. Вот она, настоящая улыбка смерти. Так что можно не париться и крутить бирку к ноге.
Он втянул воздух. И начал заново: «Привет. Я – Влад. Скоро я умру, но это пофиг. Я сижу в бункере на случай атомной войны. Мне нельзя покидать это место. Я одинок, не считая собаки. А вы?»
Дальше пошло легче.
Когда механизм сработал и дописанное письмо унеслось в неизвестность, Влад еще некоторое время прислушивался. Тихо и безрадостно было в мире. Никто не хотел поддерживать переписку. Никому не любопытно было, какие у Финна замечательно осмысленные глаза.
– Финн? – позвал Влад.
Но волкособ спал и бежал во сне так, что наяву ощутимо подергивались лапы. Влад усмехнулся. Боль начала отступать.
Глава 6
Самолет с края света
Осень, быстрая и поначалу безболезненная, набирала обороты. Выходить к первой паре стало темно и холодно.
Такое утро и утром-то не назвать – один пар изо рта. Я иду между желтых деревьев, кутаясь в куртку. Пора уже доставать пальто. И ждать, когда снова будет весна, а за ней и влюбленное лето. Конечно, есть своя прелесть и в зиме, но… Мимо справа над деревьями проплывает дом. Странный, о пяти углах, двухэтажный вроде, но оттого, что на горе, кажется выше. И свет изо всех окон. Он тут один такой из своего поколения остался. Остальные давно вытеснены гаражами и дурными бурьянами пустырей, а этот стоит, не сдается. Может, из-за неевклидовой своей геометрии. От него до нашего корпуса пять минут скорым шагом под мост и мимо бывших конюшен, где нынче филологи с географами обитают. Можно и через переходы, так теплее, но не факт, что они уже все открыты. Бегу через городок.
На нашем крыльце курят тени. Как в античном театре, они не имеют ни памяти, ни речи. Или это мне не слышно. В наушниках «Флер», что-то про любовь, и смысл такой пронзительный, такой глубокий. Я вздыхаю. Мы с Яшей играем в молчанку с прошлой среды. Интересно, кто не выдержит первым. А может, это только я играю, а у него там, в Диксоне, просто нет связи.
Нет уж, дудки! Музыку громче, а телефон пусть лежит как лежит.
Сонная, я бываю на диво деятельна и разговорчива. В результате все, кому не повезло приползти к первой паре, обречены слушать доброе-вечное в моем исполнении.
– Здравствуйте, жаворонки-полуночники, – начинаю я с порога, – здравствуйте все, кто пришел в этот ранний осенний час, кто не побоялся, а может, просто заснул тут вчера от неумолимой тяги к знаниям!
Ноль эмоций. Курс привык к моим утренним тирадам. Соня спит, положив голову на сумку. Маша роется в телефоне. Вова играет в зомби: раскачивается на стуле, а глаза пустые, даже не моргают. Но наш бронепоезд так просто не остановить, и я несу, несу, пока не удается проснуться. Обычно минут пять-семь. Так что, кажется, только Лариса этого моего бреда не слышала, поскольку ни разу не почтила родной вуз ранним визитом.
Сегодня ее, разумеется, тоже еще нет. А у меня в ушах «Флер» и выросшая за ночь до масштабов галактики уверенность, что все кончается и дальше надо как-то выплывать. Я молча прохожу и сажусь на свое место.
Хочется поговорить с Ларисой (но чудес ведь не бывает, правда?) или плюнуть на пару и убежать смотреть начинающийся рассвет. Но я сижу, смотрю в окно и тупо жму на кнопку «воспроизвести снова».
– Привет. – В дверь заглядывает Денис. – Чего это вы так рано?
– Воронова у нас, – ответил кто-то.
– А-а. – Денис обводит взглядом полупустую аудиторию и скрывается за дверью. Посочувствовал, значит.
Воронова всех и везде отмечала. Пропустил – и ходи потом сдавай долги. Так что группа придет почти в полном составе, про Ларису я уже говорила. Вот еще двое нарисовались. Вида пришибленного и с бумажными стаканчиками кофе в руках.
Воронова, маленькая подвижная тетка лет пятидесяти, появилась в аудитории минута в минуту. Взбежала на кафедру и сразу же принялась проверять наличие физического присутствия. Присутствие, так сказать, духовное волновало ее постольку-поскольку. Во всяком случае, куда меньше, чем идеи, которыми она одаривала неблагодарных нас. Впрочем, заниматься своими делами она тоже не мешала. Кто-то читал или слушал музыку, кто-то переписывал нужные конспекты, я просто сидела и думала о своем.
На стол передо мной спланировала записка: «Где Лариса?» Я огляделась. Вова кивком показал, что ждет ответа. Я нашла в сумке ручку, дописала: «Придет ко второй или третьей» – и отправила бумажку обратно. Вова кивнул и погрустнел. А Воронова тем