Встретимся в музее - Энн Янгсон

Я радуюсь, наблюдая восторг, с которым Тэм и Эдвард занимаются этим видом спорта, если его можно так назвать. Они оба рассудительные и трудолюбивые мужчины, и мне приятно видеть их предвкушение перед выездом в поля и слышать удовлетворение в разговорах, которые они ведут после дня, проведенного на охоте. В конце концов, таков ритуал, а ведь именно из ритуалов состоят для нас времена года. Эдвард и Тэм такой взгляд, разумеется, отвергли бы. Если бы их спросили, чем они оправдывают стрельбу по фазанам, они бы сослались на массу причин: экономические (с охоты мы получаем прибыль), управленческие (с помощью охоты на фазанов мы контролируем численность хищников), социальные (вместо того, чтобы бесцельно шататься по улицам, мальчишки и мужчины проводят время на свежем воздухе). Они в жизни не признаются, что занимаются этим ради собственного удовольствия и что одного этого может быть вполне достаточно для оправдания такого досуга.

Хочу заметить, что перышко, которое я отправила Вам, не от птицы, убитой охотником. Летом охота заканчивается, и выжившие фазаны блуждают по полям, спариваются и ищут себе пищу, как самые обычные птицы. Перо я взяла у самочки, которую сбила машина на дороге к нашей ферме. Я рада, что Вам оно понравилось. Осознание того, что одно это перышко что-то значит для Вас, наделяет особой важностью и остальные похожие перья, которые попадаются мне на глаза.

Вчера я снимала ранний урожай малины и думала, как люди в железном веке представляли себе жизнь после смерти, следующее свое воплощение. Каждый раз, собирая малину, я как можно внимательнее осматриваю каждый куст в поисках спелых ягод. Но как бы пристально я ни искала, стоит мне двинуться по этому же ряду в обратную сторону, осматривая кусты под другим углом, как я непременно нахожу ягоды, которые не заметила. Жизнь после смерти, подумала я, можно сравнить с повторным сбором малины на том же участке: на пути обязательно попадется что-то хорошее, чего не было в первой жизни, но что-то подсказывает мне, что основной урожай все равно уже будет лежать в корзинке. Видите, насколько оптимистичнее я смотрю на вещи по сравнению с тем временем, когда впервые Вам написала? Когда Белла только умерла. В начале нашей переписки я думала, что мне лично будет больше пользы от формулирования своих мыслей на бумаге, чем от Ваших ответов. Но я ошибалась. Ваши письма стали важны для меня. Не беспокойтесь насчет своего английского. Он безупречен.

Жду Вашего письма.

С самыми теплыми пожеланиями,

Тина

Силькеборг

23 июня

Дорогая Тина,

я распечатал Ваше последнее письмо, которое, как и все остальные, много для меня значит, и читаю его, как Вы и просили, так, будто оно пришло по почте в конверте. Даже просто увидев Ваше имя во «Входящих», я чувствую, что связь между нами укрепляется. Но, пожалуйста, отправляйте обычной почтой все, что я, по-Вашему, должен увидеть или потрогать. Это тоже важно.

Я никогда не занимался сбором малины, но понимаю Вашу мысль. В отличие от Вас, я подозреваю, что проглядел слишком много ягод в этой жизни. Всегда ограничивался только теми, что поближе, не уделяя внимания верхним и нижним веткам, не заглядывая под листья. У меня гораздо больше причин надеяться на жизнь после смерти, в которой у меня появится шанс добрать ягоды, которые я упустил. (Сомневаюсь, как правильно сказать: «добрать» или «дособрать», но не хочу прерываться и искать нужное слово в словаре.)

Я считаю, Вы правы в том, что с пониманием относитесь к людям, которые убивают фазанов из чисто спортивного интереса. Это, как Вы сами верно пишете, ритуал. Точно такую же «ритуальную» смерть принял в свое время Толлундский человек. Однако в его случае ритуал был частью отыгрывания мифа, воплощения в жизнь истории, придуманной человеком (в смысле, всем человечеством, а не конкретным человеком) в попытке понять себя и окружающий мир. Современники Толлундского человека придавали смысл жизни и избегали страха смерти, изобретая альтернативные мифические миры, где боги разыгрывали драматические сцены, которые напрямую влияли на жизнь смертных, к примеру на смену сезонов или плодородие почв. Рассказывать историю – далеко не то же самое, что верить в нее, а верить – не то же самое, что претворять это верование в жизнь. Я хочу сказать (как обычно, излишне многословно), что ритуал – очень важная составляющая веры в мифы, а мифы очень важны для душевного спокойствия и осмысленной картины мира.

Вы можете сказать, что употребили слово «ритуал» не совсем в этом смысле, когда описывали, как Ваш муж и сын стреляют по фазанам. Но мне кажется, что часть истории, которую они рассказывают себе о том, кто они такие, имеет отношение к мифу о пропитании семьи. Стоять на холоде, мокнуть под дождем без уверенности, что все-таки добудешь пищу, ведь всегда есть вероятность, что фазан останется цел и они потерпят поражение, – все это на самом деле способ предельно воплотить цель своей жизни. По той же самой логике гибель Толлундского человека воспринималась его общиной как отыгрывание их собственной неизбежной кончины на примере смерти одного человека. У нас всех есть склонность к насилию, одобряемая теми, кто наделен властью, и стрельба по птицам – лучший способ воплотить эту склонность, чем альтернативы (войны, казни, человеческие жертвоприношения).

Я уже много лет размышляю на тему мифов, потому что Биргитт, вне всяких сомнений, сформировала у себя в сознании миф, и именно он правил ее жизнью. Как я уже рассказывал, она видела воображаемый мир, параллельный реальному, очень отчетливо и стремилась к нему всей душой. Ей было бы полезно выработать какие-то ритуалы, которые приближали бы ее к этому параллельному миру, но ей так и не удалось создать этот мостик, обеспечить себя перилами, за которые можно было бы держаться. У Биргитт были некоторые «странные», с точки зрения обывателей, привычки, которые время от времени успокаивали ее. Ритуалами я их никогда не называл, боялся показаться суеверным. Суеверие – слово презрительное. Люди рассудительные применяют его к любому явлению, которое не укладывается в разумную схему, не замечая красоту, смысл и целесообразность в том, чтобы иногда откладывать все рациональные объяснения и предаваться грезам о настоящем чуде, например о раскрывающемся листе папоротника.

Вернемся к Биргитт. У нее была привычка постоянно подбирать разные предметы. Камешки, веточки, вещи, забытые в общественных местах, скажем обрезки лент или булавки. Для нее не имело значения, красив этот предмет с эстетической точки