Человек, который любил детей - Кристина Стед

– Это ты там, Лулук?– пронзительно заверещал Малыш Сэм, перекрикивая рев паяльной лампы.– Лулук, скоро утренник!– Под утренником подразумевалась одиннадцатичасовая трапеза с чаем, сэндвичами и фруктами, которую дети не пропускали. Обычно им подавали бутерброды либо с нарезанными бананами, либо со сливочным маслом и сиропом. Луи поспешила вниз готовить перекус. А из кухни неслись восхитительные ароматы жарящегося мяса и румянящейся выпечки, к которым примешивался запах чуть подгорелого белья. Бонни гладила блузки – свою и невестки, – которые они собирались надеть после обеда. Спустившись почти до конца лестницы, Луи остановилась на третьей ступеньке снизу и обратила взгляд на тусклый, пожухлый и цветущий мир, видневшийся в арочном окне холла с синими, желтыми и зелеными стеклами. Затем глянула на аквариум с огненнобрюхими тритонами. И тут из кухни раздался визгливый крик Хенни:

– Бонни, смотри, что делаешь!

– О боже!

Быстрый топот ног. Луи тоже бросилась на шум. Только подскочила к двери, мачеха мгновенно повернулась к ней и с яростным ожесточением в голосе воскликнула:

– Посмотри, что натворила твоя бестолковая тетка! Вон, смотри! Моя лучшая блузка! Очевидно, теперь я должна выходить из дома голой! Как будто сговорились!– И она ринулась из кухни в свою комнату. Сэм, с ошметками старой краски на щеках, смотрел в окно, застыв в оцепенении с разинутым ртом. Бонни, с взлохмаченными влажными волосами, беспомощно держала в руках, показывая всем, блузку, из которой был напрочь выжжен кусок ткани. А это была красивая батистовая блузка с вышивкой, которая Хенни досталась от ее богатой кузины Лори из Роланд-Парка[15].

– Я лишь на секунду отвернулась, – стала объяснять перепуганная Бонни, глянув сначала на брата, потом – на Луи. – Выглянула в окно, хотела позвать всех на утренник, так как Душенька сказала, что не выносит запаха паяльной лампы. А потом мне показалось, будто я учуяла что-то… что – не поняла… что-то знакомое. Тут столько запахов смешалось, трудно определить. Я обернулась и увидела, что блузка дымится на доске. Ах, какая жалость! Так и знала. Утром сшибла вазу, что подарила мне миссис Роуингз. Лучше бы чашку разбила. Ведь это лучшая блузка Душеньки! До слез обидно. – И Бонни заплакала. – Бедная Душенька. Ты не сердись на нее, – умоляла она брата. На подоконнике лежали в ряд, словно кокосы, детские головы. Брат Уайти, Борден, даже вошел в кухню, чтобы поглазеть на испорченную блузку. Все взгляды были прикованы к виновнице происшествия.

– О боже! – причитала Хенни в своей комнате. – Что за народ! Лучше застрелиться, чем жить в доме с такими идиотами! Я, должно быть, умом тронулась, не иначе!

Эрнест, с серьезным выражением лица наблюдавший за происходящим, вдруг разразился воем, смешно так заревел, зажмурив черные раскосые глаза и широко раскрыв рот:

– Ауа-ауа, – всхлипывал он.

– Вы, женщины, вечно делаете всякие глупости! – пробормотал Сэм, отогнав мальчишек от окна. – Кухня – это лаборатория. Что можно сказать о лаборанте, у которого из рук все валится? Учености женщинам не хватает. – Вдруг услышав что-то, он отвел взгляд, подскочил к Малышу Сэму и ущипнул его за ухо. Тот, будто зачарованный, все ходил вокруг паяльной лампы, а потом взял ее в руки – просто из любопытства, чтобы понять, насколько она тяжелая. – Ах ты неслух! – вскричал Сэм в страхе и расстройстве. Малыш Сэм захныкал. Братья Уайты, стоя бок о бок, завороженно наблюдали этот странный спектакль. Хенни, перестав причитать, вплыла в кухню, где Бонни все еще суетилась, пытаясь оправдаться:

– Я отвлеклась всего на секунду… Сама не понимаю, как так получилось!

От брата, вечно находившегося в стесненных обстоятельствах, Бонни получала на карманные расходы всего пять долларов в месяц, и она не представляла, как сумеет возместить Хенни ущерб – купить подобную блузку. Хенни – трагическая фигура в грязном длинном халате, с растрепанными косами, из которых выбивались тонкие пряди, – вскричала:

– Иди наверх, с глаз моих долой. Убирайся. Я устала мириться с тобой и твоей никчемностью.

Бонни, пережившая много подобных сцен, трусливо взмолилась:

– Душенька, я куплю тебе другую… не знаю как… но ты не сомневайся…

– Не называй меня Душенькой. Я не желаю тебя здесь видеть. Я терпела тебя, твои вечные сплетни и жужжание лишь потому, что такую бестолочь, как ты, никто другой на работу не возьмет, а твой брат не хочет, чтобы ты оказалась на панели.

Бонни покраснела:

– Я не иждивенка. Отрабатываю свое содержание и свои… пять долларов.

– Твои пять долларов, твои пять долларов… засунь их себе в глотку! – заорала Хенни. – А мне он хоть раз заплатил пять долларов за все прожитые вместе годы? Он только и делает, что наказывает меня, детей, всех нас. Что ты тычешь мне в нос эти свои пять долларов? Я платила бы тебе больше.

– Лучше бы я язык свой откусила, – пробормотала Бонни.

– Думаешь, я получаю пять долларов за то, что горбачусь на него и его выводок, а сама живу впроголодь и хожу в обносках? Думаешь, я переживала бы из-за этой дурацкой вшивой блузки, будь у меня в гардеробе еще хоть что-то приличное, чем можно спину прикрыть? Тогда черт бы с ней и с тобой тоже! – нетерпеливо закончила Хенни. – Сгинь с глаз моих. Луи поможет мне с обедом, а потом я уйду, и пусть меня запрут в психушке, если я когда-нибудь еще раз ступлю ногой в этот дурдом.

– Душенька, что с тобой? – спросила Бонни. – Ты на себя не похожа. Конечно, для тебя это не самый лучший день…

– Проваливай. Иди собирай свои вещи! – завизжала Хенни. – Я не хочу, чтобы ты и твоя гнусь мозолили глаза моим детям! Собирай вещи и выметайся, или я криком ославлю тебя на всю округу!

Пунцовая, оскорбленная Бонни вышла в холл. Сэм стоял у южного входа с выражением любопытства и смущения на лице. Хенни, выскочив из кухни, заметила мужа и наградила его злобным взглядом.

– Душенька, ну что ты такой шум подняла из-за пустяка? – робко произнес Сэм. – Кузина Лори наверняка даст тебе другую блузку, – с усмешкой закончил он. Хенни, обрадовавшись этой провокации, снова взвилась:

– Я не потерплю здесь твою мерзопакостную сестру. Она вешается на каждого гнусного проходимца, что встречает в притонах, шатается бог весть где допоздна со своими коммивояжерами, ходит к ним в номера, курит. Сегодня утром в ее комнате я унюхала запах табака.

Бонни, побелев от унижения, молча поднималась в свою комнату. Хенни решительно проследовала за ней к лестнице, сознавая, что Сэм по-прежнему стоит в дверях.

– Хенни, как ты