Завтра, завтра - Франческа Джанноне

* * *

Лоренцо стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы пальто, дожидаясь, пока смена Анджелы закончится: они собирались пойти в кино. Время от времени он кивал на приветствие очередного проходящего мимо знакомого.

С того самого дня на фабрике он больше не видел ни родителей, ни Аньезе. Впрочем, они тоже не пытались его разыскать или хотя бы узнать, все ли с ним в порядке. Будто за несколько недель уже привыкли к его отсутствию. Может, даже почувствовали облегчение, думал Лоренцо с обидой.

От Марилены и из городских слухов он узнал, что отец начал вести дела с Маццоттой на верфи и что теперь над их фабрикой красовалась вывеска: «Мыловаренная фабрика Франческо Колеллы».

Поговаривали, что Колелла решил расширяться и строит еще одно здание рядом с мыловарней. Напыщенный самовлюбленный индюк… Об Аньезе он ничего не слышал, но не раз представлял ее на фабрике, как она подчиняется приказам Колеллы, Марио или даже последнего рабочего, и, хотя ему было жаль ее, он думал, что так ей и надо. Может быть, пройдя через такие унижения, она поймет, какую огромную ошибку совершила, и пожалеет о том, что осталась. Что же касается матери, то с ней он столкнулся лишь раз, на площади Святого Франциска, но сразу же свернул в сторону, так что она, скорее всего, его даже не заметила.

Дни после ухода из дома казались ему вереницей снов с провалами и стремительными скачками во времени. Он и сам толком не понимал, где и зачем находится. Если бы не Анджела, которая была с ним и каждый раз возвращала его в реальность, он, наверное, уже сошел бы с ума.

По ночам, когда Анджела была уверена, что мать уснула, она приходила в его комнату и оставалась с ним до рассвета, засыпая в его объятиях. Тяжелее всего Лоренцо было, когда она уходила на работу. Тогда он дремал или, глядя на покрытый пятнами потолок, погружался в раздумья. Иногда он просыпался с бешено колотящимся сердцем и не мог вспомнить, кто он и где находится, как будто его разум окутало черным облаком. Потом туман внезапно рассеивался, и, постепенно восстанавливая дыхание, он вспоминал, что он – Лоренцо Риццо и сейчас он в доме Анджелы, женщины, которую любит. «Лоренцо Риццо… Лоренцо Риццо…» – тихо повторял он, боясь, что имя снова от него ускользнет. Единственное, чего он не забывал и что уже превратилось в настоящую одержимость, – это деньги. Ему необходимо найти много денег, очень много, чтобы вернуть фабрику. Но он все еще не имел ни малейшего представления о том, где их искать и у кого просить…

– А вот и я! – воскликнула Анджела, выходя из лавки.

Лоренцо натянуто улыбнулся, оторвался от стены и поцеловал ее. Внутри лавки Оронцо, коренастый смуглый хозяин с черными вьющимися волосами, возился с пачкой купюр, и Лоренцо показалось, что денег слишком уж много для дневной выручки: интересно, откуда они у него… Мужчина засунул пачку в желтый конверт и спрятал его в карман пиджака. Потом бросил взгляд за дверь и встретился глазами с Лоренцо.

– Так что мы идем смотреть? – спросила Анджела, закидывая руку Лоренцо себе на плечо. – Напомни название.

Он оторвал взгляд от Оронцо.

– «Женщина».

– Ах да, фильм с Брижит Бардо?

– Угу.

– На которую я вроде как похожа? – добавила она с милой гримасой.

– Да, – рассеянно пробормотал Лоренцо. Он все еще не мог перестать думать о деньгах в руках Оронцо.

– И только? Раньше ты сказал бы: «Да, но для меня ты намного красивее», – надулась Анджела и выскользнула из-под его руки.

От этого Лоренцо, казалось, пришел в себя. Он подошел к ней и покаянно обнял за плечи.

– Конечно же, ты для меня гораздо красивее.

6

День рождения без свечей

24 апреля 1959 года

В день, когда ей исполнилось девятнадцать, Аньезе проснулась вся в поту. «Вот это жара», – пробормотала она, сбрасывая одеяло и садясь на кровати. Она стянула с себя шерстяной свитер Джорджо, который надевала каждую ночь вместо пижамы, и подошла открыть окно, чтобы в комнату ворвался аромат цветущих деревьев.

Спускаясь босиком по лестнице – сначала правая нога, потом левая, – она почувствовала запах айвового пирога.

– А вот и наша именинница! – воскликнула Сальватора с широкой улыбкой.

Она вытерла руки о фартук и бросилась обнимать дочь, но та так и осталась стоять на пороге кухни, с опущенными вниз руками. Джузеппе встал из-за стола с карандашом в руках, подошел и неуклюже расцеловал дочь в обе щеки.

– С днем рождения!

– Видишь? Я испекла твой любимый пирог… – сказала Сальватора, доставая из выдвижного ящика нож. – Два кусочка, как обычно?

Все еще сонная, Аньезе кивнула и села за стол, поджав колени к груди.

– Спасибо, – заспанным тоном пробормотала она. Только сейчас она заметила, что на столе впервые на ее памяти не было журнала кроссвордов, а вместо него лежал лист с карандашным наброском. – А это что? – спросила она у отца.

Лицо Джузеппе озарилось, и он тут же протянул ей рисунок.

– Это эскиз новой лодки. Мой проект, – гордо уточнил он и улыбнулся жене, которая тем временем накладывала пирог. – Так мало? – разочарованно протянул он.

– Ты же помнишь, что сказал доктор. Тебе нужно худеть, – ответила та.

Аньезе внимательно рассматривала рисунок – переплетение линий и изгибов, в которых угадывалась форма лодки.

– Он еще не закончен, кое-чего не хватает, – уточнил Джузеппе. – Как только он будет готов, мы с Луиджи начнем работать, – закончил он с энтузиазмом.

Сальватора протянула руку через стол и с улыбкой сжала ладонь мужа в своей.

«С тех пор как папа продал мыловарню, он как будто стал другим человеком. Он такой счастливый», – подумала Аньезе, почувствовав укол злости, но в то же время и некоторое облегчение. Это преображение отца ее успокаивало, особенно после того, как он открыл ей душу, выплеснул всю горечь и недовольство, которые копились в нем годами. С другой стороны, она не могла не отметить, что «Дом Риццо» для Джузеппе как будто исчез. Он никогда не говорил о мыловарне, Сальватора тоже молчала, словно боялась, что одного лишь упоминания будет достаточно, чтобы вызвать в нем прежнюю грусть или, того хуже, чувство вины. По этой же причине Аньезе постепенно перестала рассказывать дома о своих делах, о том, как она себя чувствует, что делает на мыловарне, как с ней обращается Колелла, о новых станках…

– На ужин я пригласила тетю с дядей, отпразднуем вместе! – объявила Сальватора. – Если хочешь, позови Терезу. Чем больше народу, тем лучше!

Аньезе пожала плечами.

– Не знаю, стоит ли… Я давно ее не видела. В последнее время она всегда говорит, что занята. Ей нужно готовиться к выпускным экзаменам. Не думаю, что она придет.

Она уставилась на пустой стул рядом с собой, тот, на котором обычно сидел Лоренцо, и от подступившей грусти заныло в груди.

– Никогда не поверю, что она не придет! – сказала Сальватора. – Ты что, не будешь пирог? Я ведь встала в такую рань, чтобы его приготовить, – добавила она, указав на два кусочка на тарелке.

У Аньезе пропал аппетит. Одна лишь мысль о еде вызывала у нее тошноту. Но она все же откусила кусочек, чтобы не огорчать мать. По правде говоря, ей совсем не хотелось праздновать. «Могла хотя бы спросить, прежде чем приглашать тетю с дядей», – подумала она.

– Я хочу, чтобы пришел Лоренцо, – твердо заявила Аньезе, выпрямляясь на стуле. – Я не буду праздновать без брата.

Лоренцо никогда не пропускал ни одного ее дня рождения – именно он каждый год покупал свечи и, как в детстве, помогал ей их задуть. Она не видела его уже два месяца. Вся эта история, та пропасть, что выросла между ними, казалась ей полнейшей нелепицей.

Сальватора и Джузеппе переглянулись.

– Не думаю, что это хорошая идея… – пробормотала мать.

– Он ни разу не появлялся… – тихо добавил отец.

Сальватора встала и уперла руки в бока.

– Он ушел, дав понять, что до нас ему дела нет. Мы с отцом до сих пор ждем от него извинений за все, что он наговорил.

Аньезе, слегка сбитая с толку материнским тоном, хотела было