Золотой мальчик - Екатерина Сергеевна Манойло

– Скажи «ики пасиматимо», это значит «до свидания», – подсказал папа.

– Ики-паси-мати-мо! – старательно проговорил Витя и что есть силы ответил на взрослое снисходительное пожатие.

– Ики, – осклабился второй геолог.

Витя подумал, что зубы его похожи на конфетки «Тик Так».

– Ики, ики! – ответил отец и повернул ключ зажигания, будто не собирался никого ждать, и если пассажиры не выйдут из машины прямо сейчас, то им придется выскакивать на ходу.

Наконец отец с сыном остались вдвоем.

– Ну что, Кот? – ухмыльнулся отец и сжал плечо сына, точно переключал им скорости. – Прошвырнемся по магазинам? Даю тебе день на разграбление Литвы!

Витя кивнул. Он очень радовался, но боялся это делать открыто, как будто все еще может поменяться… как картинка за окном. Сказочные замки и башенки остались позади, потянулись зеленой полосой за машиной скверы и парки, догоняла река с длинной узкой лодкой, на носу которой скалился дракон, на ней теснились туристы в костюмах викингов. Или это актеры? Может, снимают кино? И когда же появятся магазины?

Машину было решено оставить на парковке и пройтись пешком. Впереди возникла еще одна башня, толстая, беленая, похожая на маяк, а за ней – светлое здание с колоннами, словно из книжки «Легенды и мифы Древней Греции». Оттуда зазвучала уже немного знакомая полосатая музыка. Витя почувствовал шевеление в груди, как если бы в тугом клубке нашли торчащую нитку и резко потянули. Отец и сын, загипнотизированные звуками, вошли внутрь. Витя без подсказки отца понял, что они в костеле. Вспомнил сцену из фильма «Один дома», где Кевин пришел просить у Бога, чтобы тот вернул ему семью. Может, и ему стоит попросить, чтобы мама поскорее к ним присоединилась и чтобы они и дальше жили обыкновенно, без лабасов и дядь Леши и без тревоги, которая волнами идет от отца.

Витя огляделся, пытаясь выяснить, какая сила его сюда притянула. Никаких золотых икон и кружевных распятий. На скамьях тихонькие женщины смотрели прямо перед собой или в пол, а мужчины – вокруг и на потолок, как прорабы, оценивающие фронт работ.

Высокие окна с цветными витражами, точно комиксами из жизни Иисуса, играли со светом. Витя вгляделся сначала в сине-красные разводы на полу, затем задрал голову. И в этот момент раздалось пронзительное. На втором этаже был словно еще один собор, увенчанный статуями, украшенный какими-то курчавыми кружевами, а внутри него – лес из серебристых труб. Вите даже показалось, что в этой стройной конструкции есть что-то рыцарское или даже космическое. Перед этим вторым костелом за этажами клавиш сидел человечек, который показался Вите маленьким и щуплым, как будто даже его ровесником. Человечек, встряхивая головой, давил на клавиши, и звук выходил такой густой, что казалось, это он поддерживает своды, а не могучие колонны. Музыка пробиралась сквозь кожу в кровь и заставляла вибрировать кости. Она действовала как золото, наполняла силой. Витя оцепенел, впитывая этот могучий рев, но папа дернул его за локоть – пора идти дальше.

Здешние магазины отличались от тех, к которым привык Витя. Точнее сказать, Витя магазинов одежды толком и не видел. Все покупалось на центральном рынке, куда стекались продавцы, чаще женщины, в конце недели. А тут на тебе, пожалуйста. Светлые квартирки, где нарядные вещи висят точно на турниках. Продавцы важные, как библиотекари.

Первая трудность, с которой столкнулся Витя, – это выяснить свой размер. Он понятия не имел, какие буквы или цифры должны быть на бирке. Вертелся перед зеркалом, оттягивал горловину, но как ни всматривался в застиранный ярлычок своей футболки, не мог разгадать тайные символы. Отец тоже не знал, но и проблемы в этом не видел: пожал плечами, велел покупать на глаз.

Витя выбрал себе несколько футболок с картинками, ботинки, не хуже распиленных, кроссовки с разноцветными шнурками. Хотел было и маме купить что-нибудь из одежды, почему-то подумал о дубленке, нарядной, ни в коем случае не черной. Но папа остановил его, сказал загадочно:

– Там, куда мы едем, теплые вещи не понадобятся.

– А надолго мы туда? – осторожно спросил Витя.

Папа кивнул. И показал в сторону прилавка с солнцезащитными очками. Выбрали самые необычные: Вите с длинными прямоугольными стеклами, как у героя какого-нибудь боевичка, папе смешные, круглые (и он сказал, что можно меняться), а маме красивые, с оправой, вытянутой к вискам. Папа присвистнул, глядя на ценники, а потом многозначительно выдал:

– Мадэ ин Итали!

Еще ради мамы отец с сыном зашли в магазинчик, который Витя с улицы принял за аптеку. Все светлое, чистое, кругом бутыльки и флакончики. Но запах тут стоял не лекарственный, а цветочный, сладкий, так пахла та девушка-иностранка в бистро. Продавщица пшикала воздух ароматной пылью и все спрашивала отца: «Как вам этот букет?» Когда папа определился с пузырьком для мамы, потом для себя, Витя решил, что ему тоже пора обзавестись парфюмом. Выбирал не столько запах, сколько сам флакон, его устроил стеклянный матовый в виде мужского торса.

В магазине игрушек выбрал автовоз Lego с тремя гоночными тачками в наборе. Остальное все как будто было для малышей и Витю не интересовало. Уже по дороге к машине Витя остановился у лотка с книжками, где выбрал, несмотря на папины «да зачем тебе», тоненький русско-литовский словарь и сунул его запечатанным в новую поясную сумку. Теперь в кафе!

Когда в маленьком и чистеньком номере гостиницы папа, приняв душ, заявил, что ему надо поспать, а делать это они должны по очереди, Витя даже обрадовался. Потянулся как следует на узкой кровати и встал резво, как если бы провалялся уже час или два, отдыхая и набираясь сил. Отец убрал деньги в сейф и, пока аккуратно складывал вещи на стуле, косился с недоверием на металлический ящик.

– У персонала есть ключи от всех номеров и от любого сейфа, – пробурчал отец, – запросто обчистят, ну или сунут тихонько в карман одну упаковку баксов, дескать, тут много, постояльцы не заметят. Так что дежурь! Маме я позвонил, скоро она к нам прилетит.

Улегся на бок, выдохнул свою обычно-ласковую улыбку и, кажется, тут же крепко заснул. Его большое сильное тело подсдулось и обмякло, выпустив раскатистый храп.

Витя нырнул в пакеты за обновками, приготовил одежду и флакон духов. Думал просто повертеться перед зеркалом, но тут знакомое тепло шевельнулось в груди и потянуло к окну. В здании напротив на первом этаже увидел строгие буквы: LOMBARDAS KOMISAS. Показалось, будто в витрине под вывеской теплыми язычками трепещут свечи.

Главное, чтобы отец не проснулся раньше времени, но он так устал, что скорее всего проспит не пару часов, как обещал, а до утра. Сердце Вити потеплело и увеличилось. Он сходил в душ, насухо обтерся полотенцем, пшикнул на шею из флакончика и почувствовал себя совсем хорошо. Одетый во все новое, он крадучись вышел из номера. Ненадолго, только постоять перед витриной «ломбардаса». В конце концов, если кто-то войдет в номер, отец все равно услышит.

Витя прыгал по мокрой брусчатке, играя сам с собой, воображая под ногами не камни, но отколовшиеся льдины. И хоть стоял день, и из-за туч проглядывало солнце, и было оно еще высоко, но по желтоватому оттенку лучей уже чувствовалось приближение вечера. Народ шагал по узким тротуарам энергично. Наверное, спешил домой.

У витрины Витино сердце забилось часто-часто и заложило уши. Витя наконец увидел источник жжения в груди. На черном бархате вьются нитки цепочек и сияет один широкий браслет – кусающая себя за хвост змея с глазами – красными камушками.

– Ох, красота! – воскликнула тучная женщина, которую, казалось, тоже примагнитило к витрине. – Ничего-ничего, я на вас накоплю.

Женщина заговорила с Витей, будто они были знакомы. Он присмотрелся: мокрое от пота лицо с мелкими морщинами на лбу, сдобные плечи, толстые бока двумя наплывами лежат на поясе юбки. Нет, он точно нигде не мог видеть ее раньше. Вся одежда на женщине была вязаной: и рябенькая кофточка, и аляпистая юбка из широких цветных полос. Должно быть, женщине жарко. Может, ее тоже притянуло золото, тот же браслет-змея? Но женщина смотрела куда-то ниже: на полке под ювелирными изделиями в раскрытом кожаном пенале сверкали иглы, похожие на орудия