Весна на Луне - Юлия Дмитриевна Кисина
Ни с того ни с сего охмелевший Узник вдруг встал и предложил спеть. Опрокинув в себя стопку водки, дребезжащим голосом он спел в сопровождении ложечки по бутылке «По диким степям Забайкалья». После этого он встал, поправил воротник и прохрипел, что ему пора и что человек он уже старый. Когда он ушел, у меня будто гора упала с плеч, потому что вместе с ним ушел из нашей квартиры и Сталин с карабином, а все стали качать головами и говорить о том, что это был последний из могикан, а когда разговоры о могиканах прекратились, Ирина Андреевна вдруг строго одернула юбку, на которую уже наползла рука шляхтича, и с придыханием проговорила:
— Товарищи, господа, предлагаю побеседовать с Гарибальди, чтобы выяснить, о чем думает Валентин Александрович на том свете. Так нам всем станет легче.
Тамарочка вся как-то сразу встрепенулась от радости. Несмотря на протесты моего папы и Ю. А., женщины настояли на том, что Ирина Андреевна должна соединиться с Гарибальди при помощи традиционного обряда сибирских шаманов. Уже и Ю. А. был втянут в эту нелепую игру, хотя глаза его смеялись. Мама принесла какую-то белую скатерть, когда произошло ужасное.
Вдруг мой папа встает и говорит:
— Дорогие женщины, я все-таки материалист.
Остальной смысл его речи сводился к тому, что вызывать Гарибальди в его доме охмелевшие бабы будут только через его труп. И тут разразился ужасный скандал. Моя мама назвала его эгоистом, Ирина Андреевна просто топала ногами и кричала, что он человек малообразованный, ограниченный и деспот, Леночка просто умоляла и теребила за пиджак, вопя: «Дядя Матвей, ну пожалуйста, ну в этом нет ничего противоестественного!» Я тоже тянула его за руку и прыгала вокруг, как гусыня. На самом деле в стихии скандала я чувствовала себя как саламандра в огне. А Ю. А. с налитыми кровью глазами бегал между всеми этими дамами и моим папой и, уговаривая всех немедленно успокоиться, не упускал возможности снова облапать всех за плечи, а то и за талии!
Вечер этот закончился тем, что все обиженно от нас ушли и случка не состоялась, а мои родители не разговаривали друг с другом до самого воскресенья.
Через несколько дней к нам явилась сияющая Тамарочка и рассказала о том, что сам Гарибальди делал ей комплименты, что соединялся он там, на том свете, с дядей Валей и что дядя Валя себя хорошо чувствует.
— Наконец он чувствует себя там свободным человеком, — добавила она.
Но потом было самое главное:
— Вы же знаете, что я выросла в детском доме. Я никогда не знала, кто мои родители. Всю жизнь я узнать хотела. И тут пришел этот итальянский революционер и говорит: «Тамара, родители твои умерли, но я скажу тебе, кто они. Мать твоя была немецкая подстилка, а ты — дочь фашиста». И я так обрадовалась, хотя и дочь фашиста. Зато были и у меня родители!
И Тамарочка опять разрыдалась.
— Успокойся, успокойся, Тамарочка. — Мама обнимала ее за плечи и до самой ночи рассказывала про нашу соседку Веру из сумасшедшего дома престарелых, так что под конец они решили, что Вера эта и была Тамарочкиной матерью, хотя доказать это было совершенно невозможно.
— И только мертвые это знают — кивала Тамарочка.
В тот вечер ушла от нас Тамарочка еще более счастливая.
Тогда в нашем дворе я стала заводить осторожные разговоры о том, что кроме нас существует еще какой-то невидимый мир, который нас пронизывает, управляет нашими желаниями, читает наши мысли и смотрит в будущее. К моему невероятному удивлению, все это с готовностью подтвердили. И даже парень с третьего этажа, которого я считала некомпетентным в таких вещах, с уверенностью сказал, что мы вовсе не умираем, а наоборот — только после смерти и начинается самое интересное.
В голове моей никак не укладывалось то, что, несмотря на свое могущество, духи позволяют отправлять свои родимые тела в Анатомический театр и выставлять их на потеху студентам, что они позволяют мальчишкам разорять кладбища и футболить по черепам. Что-то тут не клеилось. Зато теперь я очень хорошо ощущала их незримое присутствие.
— С кем ты там болтаешь? — спрашивала меня мама, в полной уверенности, что я нахожусь одна.
— Да так, разговариваю сама с собой.
На самом деле я с нетерпением ждала, когда духи подадут мне знак и я смогу поговорить с ними о главном: о том, как вырваться из нашего мира и попасть в другой — в тот, где я буду свободным и взрослым человеком. Но знаков они не подавали. Только иногда какой-нибудь чахлый заблудившийся в бетоне полтергейст хило стучал в стенку, и я отвечала ему пяткой. Тогда он замолкал.
Потом оказалось, что был это не полтергейст, а соседка, которая тоже принимала мой стук за сигналы духов, но все это в счет не шло, а настоящая встреча — я знала — еще впереди. Поэтому я прислушивалась.
Эти томительные ожидания знаков оттуда терзали меня и чуть не прикончили однажды в сумерках, когда мне показалось, что встреча уже близка. Тогда я вдруг стала безжизненным телом, приводимым в движение одним лишь лихорадочным возбуждением.
Иногда я блуждала в вакууме, проходя километры в поисках голосов, и тогда город как будто исчезал, плавясь в моем ледяном мозгу. Тогда я еще не знала, чем закончится мое новое увлечение, но судьба грозно катилась мне навстречу.
Конец киевского «Динамо»
«Всему на свете приходит конец» — эта фраза всегда застревала у меня в горле, и сознание конца было так же непостижимо, как сознание вечности. А раз всему приходит конец, пришел конец и нашему знаменитому футбольному блату! Произошло это из-за того, что дядя Володя, о котором вот уже несколько месяцев как никто не слыхал, решил совершить подвиг.
В то время по всей стране строили памятники. В столицах стояли большие писатели, а в разных маленьких городах — писатели поменьше. И были они страшно величественные, эти
