Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Она была довольна собой, своей фигурой, ладной и стройной в ее годы. Это в русскую маму. Марица усмехнулась: мама, наверно, сама забыла, что она русская. Живя среди греков, она почти не говорила на родном языке. Разговаривала только на греческом. Отец Марицы был одним из первых, который позволил себе жениться на русской. Если б не черные глаза и густые длинные ресницы, да небольшие темные усики над верхней губой, которые Марица тщательно выщипывала, ее можно было бы принять за чисто русскую женщину. Кровь все-таки не водица!

«Подстригусь, – решила она, – надо позвонить Шуре, она прекрасно стрижет даже сама себя, к тому же, совсем недавно, уговаривала меня изменить прическу».

Не откладывая в долгий ящик, она набрала номер телефона. Кстати, телефон у них появился, как только построили в Поляне телефонную станцию. Опять же ВВС помог получить разрешение на установку, впрочем, также помог и в приобретении легковой автомашины, бывшей в пользовании и находившейся на балансе Пчелохозяйства. Купил ее Костас по очень заниженной цене. Оно и понятно, их пасека была лучшей в пчелопи-томнике, а Костас с Марицей считались работниками-передовиками.

* * *

Ирини постриглась. Подстригла свои не густые, но пышные, ниже плеч волосы и, по настоянию Женечки, подкрасила их хной и басмой, чтобы скрыть седину. В зеркало на нее смотрела женщина на десять лет моложе ее.

– Видишь, что значит за собой ухаживать, – радовалась Женя. – Ты теперь у меня невеста на выданье. Смотри, как волосы отливаются красиво! Хорошо тебе с коротким волосом.

– На выданье, на выданье, – проворчала Ирини, отрывая взгляд от зеркала. – Нашла невесту! Лицо помолодело, а годы то те же, – иронически заметила она дочери.

– Ну, так и что же. Разве не приятно себя чувствовать молодой?

– Какая я тебе молодая?! Все такая же твоя мама, только без седины.

– Если б губы подкрашивала, то вообще сошла б за тридцатилетнюю, – заявила Женя, оглядывая мать оценивающим взглядом.

– Хватит! – отрезала Ирини, – еще не хватало мне губы красить.

– Почему? – дочь обиженно отвернулась. – А вообще-то, да – такие красивые губы и не обязательно подкрашивать, – согласилась она, – мне б такие!

Ирини продолжала язвить:

– Слава Богу, она еще и недовольна своими губами! Если хочешь знать, у тебя самые красивые губы из вас троих.

– Да, но у тебя красивше, – настаивала Женя, желая сделать матери комплимент.

– И глаза у тебя красивше так, что не на что тебе жаловаться, – продолжала мать.

– Да?! А что ж у меня нет твоих голубых глаз? А? – весело поддела ее Женя, – так что из нас четверых ты самая красивая.

– Конечно, конечно. Расскажи кому-нибудь. Я уже пройденный этап, – заявила она с сарказмом, – теперь ваша очередь.

Ирини бросила на дочь осуждающий взгляд. Ей было смешно, что она ведет с ней такой разговор. Женька продолжала зловредничать:

– Ты собираешься на Новый Год к Агапи. Все ее гости упадут, как увидят тебя такой помолодевшей. Сама Агапи, конечно, красивая тетка. Глаза у нее голубые, большие. Да. Но нос далеко не такой точенный, как у тебя. Кстати, обрати внимание: мой нос по сравнению с твоим просто длинный.

Ирини вскинулась:

– Не надо было въезжать в железные ворота! Если б ты тогда не разбила нос, сейчас все было б в порядке.

Теперь Женя стояла у зеркала и трогала свой нос. Вдруг она заявила:

– Я думаю, мне надо будет сделать операцию и укоротить его. Сейчас это делается легко и просто.

Ирини, складывавшая мытую посуду, оглянулась на нее. Рука ее замерла, посуда перестала греметь. Женька тоже оглянулась.

– Ты что сдурела?

Дочь пожала плечами.

– Нет, я серьезно.

– Брось чепуху молоть, дура несчастная. У тебя нос, как нос. Ты не видела с какими носами некоторые ходят. И ничего. И замуж выходят.

– Это – другие. А я с таким ходить не хочу, и не буду, – категорически заявила дочь.

– Некучи, ты думаешь, что говоришь? – заговорила теперь с возмущением Ирини, но она знала, что раз решение у дочери созрело, она уже не отступится.

После недолгих препирательств, Ирини, наконец, поинтересовалась:

– И где это ты собираешься сделать эту чертову операцию?

– Не знаю, мам, может, в Алма-Ате, может, в Москве…

– Ты знаешь, сколько денег это будет стоить?

– Сколько бы не стоило. Ты ведь всегда мне поможешь? – дочь весело посмотрела на мать. Ирини ничего не отвечала, отвернувшись, она думала о том, что дочь все – равно сделает по-своему. «Бедный ребенок, переживает за свой нос. Операция – это – ж так больно…, – думала она, и за что ей такое наказание?»

Опять вспомнился тот злополучный день, когда несколько лет назад, где-то в шестом классе, в лицо дочери въехали ворота. По рассказу дочери, она стояла спиной к тяжелым школьным воротам, кто-то с силой раскрыл их, в этот момент Женечка повернулась к ним лицом. Ее нос оказался как раз на уровне острой железной защелки ворот. Женя рассказывала, что после удара она ничего не помнила. Ясно, что ребята испугались и разбежались. Всю в крови ее нашла у ворот прохожая женщина и отнесла в школу. Там вызвали «Скорую».

Какой у нее был красивый носик… А теперь носовые перегородки сместились и нос удлинился.

«Может, и в самом деле сделать операцию, чтоб ребенок не переживал?»

* * *

Новогодние праздники наступили как-то резко, чуть ли не неожиданно. Как бывает, ждешь-ждешь, потом перестаешь: не до того. И вдруг – на тебе: завтра Новый Год.

Савва с Зиной приехали в Поляну на последнем автобусе. В такой тесноте давно не приходилось ехать! Савва в этом плане закален, не первый раз ехал в толпе. Хорошо, что шофер взял всех ради праздника. Савва терпеть не мог такого рода толкучку, но на этот раз вынес испытание, даже не испортив настроения ни себе, ни Зине. В автобусе ехали молодые и задорные люди, всю дорогу шутили веселили народ.

У остановки в Поляне их поджидала ядовито – красная машина Костаса. Слава Богу, а то здесь уж очень холодно в эту пору, по сравнению с Адлером. Да и все эти баулы тащить, радости мало. Зина особенно была довольна: обувь на ней была совсем не теплая. Словом, праздник начался, как надо.

– Спасибо тебе, Костас, что встретил! – поблагодарила Зина.

– Спасибо в карман не положишь, – весело пошутил Костас, – это Марица меня погнала, боялась, вы замерзните, не дойдете, заболеете, ну и так далее. Пришлось бросить