Завтра, завтра - Франческа Джанноне

Тем временем люди постепенно занимали места напротив белого экрана, до начала фильма оставалось всего несколько минут.

– Пошли! – воскликнула Аньезе и, не дожидаясь остальных, быстрым шагом направилась к кинотеатру. Подойдя поближе, она остановилась и принялась пересчитывать ряды с креслами.

– Сядем там, – сказала она наконец и показала пальцем на четвертый ряд, где все еще было несколько свободных мест.

– Слишком близко к экрану, – пожаловалась Анджела. – У меня заболит шея.

– Там тоже есть места, – сказал Лоренцо, указывая на пять рядов выше.

Аньезе снова принялась считать, потом покачала головой.

– Нет, это нечетный ряд, он не подходит.

Она отошла на несколько шагов, чтобы отыскать другие места. Анджела фыркнула:

– Почему она каждый раз все усложняет?

Лоренцо пожал плечами и растянул губы в улыбке.

– Это началось после той аварии… Не знаю, у нее свои волшебные ритуалы.

– Волшебные ритуалы, – повторила Анджела, поморщившись.

– Ну да, всякие мелочи, которые ее успокаивают. Как будто защищают от чего-то плохого.

Анджела приподняла бровь.

– И она правда верит в то, что это работает?

– Да брось, какая разница? – ответил Лоренцо, обнимая ее за талию. – Это ведь никому не вредит, правда?

– Ну вот, нашла, – объявила Аньезе. – В двенадцатом ряду, – уточнила она, обращаясь лишь к брату, единственному, кто понимал ход ее мыслей и знал схемы, которыми она руководствовалась, чтобы упорядочить все на свете.

– Двенадцатый так двенадцатый, – примирительно улыбнулся Фернандо.

Через несколько минут солнце скрылось в водах Ионического моря, окрасив все вокруг в мягкие голубоватые тона. Четверо ребят поспешили занять свободные места в двенадцатом ряду и уселись как раз в тот момент, когда зазвучала музыка и на экране появились первые титры фильма, показывающего ночную улицу на окраине города.

* * *

Аньезе и Лоренцо вернулись домой незадолго до полуночи. На первом этаже было темно и пахло омлетом. Медленно ступая, они направились к лестнице, но Аньезе вдруг прошептала:

– Я есть хочу.

Брат усмехнулся.

– Но ты же съела целую пиццу, – сказал он вполголоса.

– Ну и что? – пожала плечами Аньезе. – Я еще голодная.

Они зашли на кухню и зажгли свет, в центре стола стояла тарелка, накрытая белой салфеткой. Под ней оказался кусок омлета.

– Поделим пополам? – предложила Аньезе.

Лоренцо уселся за стол, махнув рукой.

– Нет, ешь сама.

Аньезе села рядом с ним, разрезала остатки омлета на две части и положила в рот первый кусок.

На другой стороне стола лежал отцовский еженедельник с кроссвордами с ручкой вместо закладки и вздувшимся пятном на обложке, как будто на журнал попала вода. Лоренцо протянул руку, взял журнал и принялся листать страницы.

– Он решает до конца абсолютно все кроссворды, – пробормотал юноша с легким раздражением. – Если бы он посвящал фабрике хотя бы десятую часть того времени, что проводит за этим занятием…

Аньезе дожевала первый кусок омлета и приступила ко второму.

– Подожди-ка, перелистни назад, – сказала она с набитым ртом.

Брат послушно перевернул страницу, Аньезе вытянула шею и прищурилась.

– Что тут написано? – спросила она, показывая в низ страницы, где мелким и четким почерком отца была сделана какая-то надпись.

– «Нет счастья без свободы, а свободы без мужества», – прочитал Лоренцо и перевернул страницу.

– Смотри, там еще что-то, – сказала сестра, показывая пальцем.

– «Важно не то, что сделали с нами, а то, что мы сами сделаем из этого».

Аньезе недоуменно нахмурилась.

– Что это значит?

– Откуда мне знать? Наверное, разгадка какого-то ребуса… – вздохнул Лоренцо и тут же заметил, что вверху на той же странице было написано «Франческо» и номер телефона с кодом 080. – Франческо? Кто такой Франческо? – спросил он.

– Понятия не имею, – ответила Аньезе. – Кажется, у нас нет знакомых с таким именем.

– Мне тоже так кажется.

– А что это за код?

Лоренцо пожал плечами.

– Может быть, Бари, но я не уверен, – ответил он, зевая, и закрыл журнал. – Ладно. Пошли спать, сестренка?

Аньезе кивнула.

– Я наелась, теперь можно и поспать.

* * *

Будильник на прикроватной тумбочке прозвенел ровно в семь утра. Прохладный бриз проникал в комнату из открытого на ночь окна и легко касался голых ног Лоренцо: после нескольких недель непрерывного сирокко, влажного и душного, ветер наконец переменился.

Лоренцо встал с кровати и надел брюки и бежевую рубашку, которые бросил на стул вчера вечером. У письменного стола, заваленного книгами и журналами об искусстве, стоял деревянный мольберт с незаконченным женским портретом, лицо на нем походило на лицо Анджелы. Лоренцо подошел к картине и провел по ней пальцем: первый слой краски еще не высох. Он перенес мольберт поближе к открытому окну, чтобы краска быстрее подсохла на ветру. У стены напротив, оклеенной афишами старых фильмов от «Рим – открытый город», «Шуши», «Пайза́» и до «Похитителей велосипедов» и «Горького риса», стоял комод, такой же, как в комнате у Аньезе. Лоренцо открыл верхний ящик, достал из него связку ключей и положил в карман. Он вышел из комнаты и, аккуратно ступая, стараясь не разбудить Аньезе, прошел по коридору. Дверь в комнату сестры, по соседству с его собственной, была, как всегда, распахнута. Аньезе спала в привычной с детства позе: лежа на спине и закинув руки за голову. Брови ее были нахмурены, будто во сне ей кто-то досаждал.

Лоренцо спустился на первый этаж и отправился прямиком на кухню. Там, в ночной рубашке и с растрепанными волосами, уже стояла у плиты его мать Сальватора – единственный человек в доме, кто мог быть на ногах в такой час. Она стояла у плиты и ждала, когда кофеварка начнет клокотать.

Лоренцо поцеловал ее в щеку.

– Садись, кофе почти готов, – сказала она. Стол уже был накрыт к завтраку на четверых: тарелки, чашки с блюдцами из белого фарфора в мелкий розовый цветочек, серебряные чайные ложечки. Лоренцо сел и скрестил руки на столе, рядом с журналом кроссвордов.

– Будешь печенье? – спросила Сальватора. Не дожидаясь ответа, она открыла дверцу светло-коричневого кухонного шкафчика и достала из него зеленую керамическую банку с печеньем. Сняла крышку и поставила банку на стол. Лоренцо сразу запустил руку внутрь.

– Мне парочку.

Сальватора налила кофе сначала Лоренцо, потом себе и уселась напротив сына.

– С чего это ты вдруг так рано встал? Мог бы еще поспать.

– Мне надо на мыловарню, – ответил тот, откусывая кусок печенья.

Сальватора, держа чашку двумя руками, сделала глоток кофе.

– Но сегодня же воскресенье…

– Хочу закончить один эскиз, – ответил Лоренцо с набитым ртом, отряхивая руки от крошек. – Ты видела последний, для «Снега»? На июльской ярмарке он всем очень понравился.

Лоренцо глотнул кофе.

– Да, конечно. Ты просто молодец, – ответила Сальватора со слегка натянутой улыбкой.

– Папа меня не то что не похвалил, даже не взглянул на него, – пробормотал Лоренцо, ставя чашку на блюдце.

– Ну что ты, – поспешила оправдать мужа Сальватора. – Ты же знаешь, какой он. Твой отец не из тех, кто привык раздавать комплименты, но он ценит все, что ты делаешь.

– Ну да, конечно. – Лоренцо махнул рукой. – Чудо, если он вообще замечает, что происходит на мыловарне.

Сальватора помрачнела.

– Лоренцо, мне совсем не нравится, когда ты говоришь об отце в таком тоне. Ты обязан уважать его. Ты и твоя сестра. А вы все время объединяетесь против него…

Лоренцо вздохнул и посмотрел на нее с выражением, в котором читалось: «Ничего не поделаешь, ты всегда на его стороне, даже когда его совсем не надо защищать». Он поднялся, обошел стол, положил руки на плечи матери и поцеловал ее в лоб.

– Ну, я пошел, – только и сказал он.

* * *

Лоренцо припарковал «Ламбретту» перед большими деревянными воротами фабрики, слез с мотоцикла и достал из кармана связку ключей. Повернул в замке длинный латунный ключ и вошел внутрь, закрывая за собой ворота.

Запах мыловарни тут же окутал его, словно мантия: это был единственный и неповторимый аромат, смесь растительных жиров, цветочных и фруктовых эссенций и ланолина, смол, щелока и растворителей.

Лоренцо прошел вперед по крашеному цементному полу, отмечая эхо при каждом шаге: в такой тишине, без рабочих и с выключенными станками,