Золотой мальчик - Екатерина Сергеевна Манойло
В салоне пахло пылью, кожзамом и старым пластиком. Сильва скосилась на приборную панель, хотела посмотреть на спидометре, какой у машинки пробег. Со своего места не разглядела, предположила – тысяч сто километров, не меньше. Анатолий левой рукой взялся за руль, а правой повернул ключ зажигания. Мотор молчал. Сильва занервничала, показалось, сзади дети делают ставки, с какой попытки москвич все-таки заведется. Анатолий же словно не сомневался, и точно – со второй попытки раздался щелчок стартера. Мотор зацыкал и заурчал ровно. Сильва рассмеялась, вновь почувствовав себя девчонкой, впервые приехавшей на Север за семейными корнями, за мужем и золотым мальчиком.
– Ура-а-а! – закричал Витька и жамкнул папкины плечи.
– Ну, что я говорил? Тарахтит как ни в чем не бывало!
– Нам хватит топлива доехать до заправки? – на этот раз Сильва перегнулась через мужнины колени и убедилась, что стрелка показывает четверть бака.
Анатолий включил первую передачу и медленно отпустил сцепление. Москвич неуверенно двинулся вперед. Пропустил руливший с парковки грязный белый опель, пристроился ему в хвост и благополучно выбрался на трассу. Заправка обнаружилась буквально в двух километрах. Было весело: смеялись, проверяли запаску, благодарили Господа и людей, что не тронули машинку, накупили булок в ярком киоске и наконец покатили домой.
Ехали четыре часа. Москвич справился с тем, что не осилил самолет, – укачал детей. Первые два часа Сашка и Витя просопели, уронив головы на скрученные родительские толстовки. Теперь Сильва с мужем могли обсудить будущее, но, кажется, оба не хотели нарушать строгую тишину возвращения в родные места. Миновали остатки мрачного поселка-лагеря: мотки спутанной колючей проволоки, сторожевые вышки, напоминающие деревенские туалеты на длинных ногах, сгнившие столбики на могилах, похожие на спички, ржавая вагонетка на галечном отвале. На склоне сопки зияла горизонтальная штольня: здесь раньше добывали олово. Входы в такие шахты когда-то выглядели добротно, но теперь издалека бледно-серые бревна будто состояли из пепла. Казалось, стоит подуть ветру, как от этой постройки-призрака ничего не останется.
Как только москвич проехал бывший лагерь, вышло солнце и дорога стала приятнее. Тут и там открывались родные виды. Плавные сопки синеют на горизонте. Окрашиваются в золото озерца с водой, настолько спокойной, что небо, отражаясь в них, кажется цветной фотографией. Стоит редкая для здешних мест жара, она гудит и стрекочет насекомыми, а нежные облака выглядят холодными и напоминают первый снег, серые донца их точно испачканы в мокрой земле.
Иногда Анатолий чуть сбрасывал скорость, чтобы поздороваться со знакомыми и подзабытыми местами. Метеостанция, похожая на металлический цветок. Одинокие заброшенные хибарки, точно нарисованные гуашью честно, но грубовато. Сильва смотрела на эти необитаемые поселки: двухэтажные дома без крыш и окон в шелухе старой штукатурки, бывшие школа и детсад, похожие на спичечные коробки. Она думала о своих родственниках, которые жили здесь до нее. Были ли они счастливы в этом суровом краю? В душе поднималось щемящая грусть из-за невозможности защитить эту землю, по которой волнами проходят строительство и медленное умирание поселков, приток и отток людей. Обидно и больно, как здесь все перекопано, люди жаждут добыть то, что в земле, а о самой земле не думают. Вдруг Сильве показалось, что в каждом брошенном ветшающем доме когда-то жили ее родные.
– Ой, это и есть Штормовой? Тут как будто прошел шторм… – Сашка зашуршала фантиком и зевнула так, что у Сильвы свело скулы.
– Да, будем жить в заброшке, – хохотнул Витя. – Пап, сколько нам еще?
– Через час будем на месте, – ответила Сильва вместо мужа.
– Через сорок пять минут, – уточнил Анатолий, не сводя глаз с дороги.
Они уже давно свернули с асфальтированной трассы и теперь двигались по ухабистой грунтовке, которая то поднималась, то спускалась, иногда огибая глубокие овраги, на дне которых мерцали ручейки. На обочине тут и там, будто гигантские пуговицы, валялись шины. Обычно их жгли, если с путником на дороге случалась беда.
Иногда, вглядываясь в даль, Сильва замечала на склонах хижины из потемневших от времени бревен – и так ей хотелось выйти из машины, прогуляться пешком, открыть рассохшуюся дверь, заглянуть в чье-то прошлое! Она улыбалась каждый раз, когда замечала признаки жизни в этих местах. Несколько знакомых указателей: не здесь ли на них напала банда Свирепого? Показалось, что к москвичу приближается земляная волна. Не встречает ли их медведь? Сильва открыла окно и втянула носом родные запахи: вот уже видны все пять кривоватых улиц Штормового. Светлые оштукатуренные дома будто открытые пачки рафинада. Справа на сопке обшитая сайдингом часовенка с блесткой креста.
– Выглядит так, будто этот поселок построили штурмом за один день и он не Штормовой, – Сашка подалась вперед так, что Сильва почувствовала клубничный аромат ее конфет, – а Штурмовой.
Карликовые березки на обочине словно хранили память про их побег. Сильва представила, что вот сейчас хрупкие деревца примнутся под гигантской тушей и из зарослей выйдет медведь, встанет на задние лапы, посмотрит на нее с высоты своего трехметрового роста. Но нет, как ни вглядывалась она в бурые пятна вдали – так на остановке высматривают запоздавший автобус, – никто не вышел их встречать.
Дети открыли окно со стороны Сашки и уже махали людям, даже тем, кто и не смотрел в сторону оранжевой машинки. Вот наконец и знакомая серая крыша: дом, на радость Сильве, совсем не изменился. Почему-то после всех этих заброшенных поселков Сильва представляла их жилье как то, самое первое, куда она ездила еще по маминой просьбе – забрать фотографии. Отсырелым, наполненным темнотой запустения, забытым даже мародерами. Но нет, все выглядело точь-в-точь как в утро отъезда: аккуратно покрашенный фасад, чистые, даже слишком чистые, окна. У калитки все та же старая скамейка. Сильва медленно вышла из машины, с чувством, будто покидает убежище, подержалась за ручку дверцы чуть дольше обычного. Ей теперь казалось, что она никуда не уезжала. Отлучалась разве что в аэропорт забрать Сашку, а сейчас просто войдет в дом и займется своими повседневными делами.
Дети уже скакали вокруг скамейки и смеялись. Анатолий, обогнув москвич, приобнял Сильву за плечи. Да, словно и правда не было никакого побега. Анатолий привстал на цыпочки и пошарил рукой за доской, прибитой к верхнему косяку. Доску эту он еще подростком спер из старого здания школы.
– Ой, а что это за цифры? Это какая-то математика? 62 48 40. И почему написано «северная широта»? – влезла любопытная Сашка.
– А это географические координаты Штормового, – улыбнулся Анатолий и выудил связку, – а вот и ключи.
Пока Анатолий возился с замком, Сашка нетерпеливо приплясывала на крыльце. А Витя отошел, прислушиваясь к скрипу качелей, доносившемуся со стороны клуба. Наверное, соскучился по своим друзьям, поняла Сильва. Того и гляди сорвется и убежит. Скоро и Ухханчик приедет. Возьмут ли они Сашку в свою компанию, не будет ли ей здесь одиноко?
– Вот мы и дома, – тихо сказал Анатолий, как будто только для ушей Сильвы.
– Вот мы и дома, – повторила Сильва и шагнула на порог.
Сделала глубокий вдох. Казалось, и сам дом глубоко вдохнул, когда Платошины уехали, и больше не дышал, чтобы не растратить жилой уютный воздух. Сильва разулась и осторожно, словно под ней мог дернуться пол, прошла на кухню. Она не помнила, всю ли посуду помыла перед побегом. Нет, кажется, всю. В шкафчике аккуратная стопка тарелок, кастрюли на плите безупречно белеют эмалью, раковина сухая и шершавая и без единого пятнышка. Отвернула кран, он захрипел, чихнул, плюнул ржавчиной и тут же пустил сильную и чистую струю. Сильва подставила чайник, зазвеневший будто малый колокол, наполнила, отнесла тяжелый и холодный на конфорку. От первой же спички газ вспыхнул голубым цветком.
За спиной Анатолий включил сразу заурчавший холодильник.
– Сейчас чай с оставшимися булками попьем, и в магазин пойду, – деловито сказал он. – Надо проверить крупу и муку, не завелись ли там букашки…
Сильва, вытирая руки чистым, немного пересохшим полотенцем, подошла к окну, покосилась на термометр, который показывал редкие для здешних мест плюс 25. Пощупала землю у долговязого многоэтажного алоэ, часто выручавшего
