Несбывшаяся жизнь. Книга первая - Мария Метлицкая
Она закашлялась. Лиза дернулась было, но Полечка махнула рукой и отдышалась.
– А здесь… Зря я пошла на это. Зря. И Васильича подвела: брал крепкую и здоровую, а получил трухлявую. Бедный мужик, вторую жену похоронит… Осталась бы дома – может, и дуру бы свою сберегла. До такого бы, – она кивнула на спящую внучку, – точно бы не дошло… Получается, я виновата.
– Нет, – прервала ее Лиза, – нет, Полечка. Точно не ты. В смысле, не только ты. Конечно, ты баловала ее, никто не спорит. Но ты сама говорила – гены. В папашу она. А генетику еще никто не отменял, это я тебе как будущий врач говорю. Однажды отменили, вернее, пытались отменить, но не вышло. Наука есть наука, спорь с ней, не спорь… Все виноваты, но больше всех сама Ритка. Ты пытаешься ее оправдать, ты мать, но, Полечка…
– Ладно, – вздохнула Полечка. – Что виноватых искать, теперь поздно, теперь ничего не поделаешь… Машина под окном уже должна быть… Ну все, одеваюсь, берем вещи и вниз. Поможешь?
Спустились на улицу. Лиза держала уснувшую девочку. Водитель погрузил вещи, Полечка села на заднее сиденье, и Лиза передала ей внучку.
– Я буду приезжать, – еле сдерживая слезы, сказала Лиза. – Как смогу. После института приеду, после дежурства. Я вас не брошу, теть Поль, я помогу!
Полечка кивнула.
– Спасибо. Вот ты, Лизавета. Такая судьба, а выросла человеком! Получается, чем хуже, тем лучше?..
В квартире стояла оглушительная, забытая тишина.
В ванной сохли забытые Анютины ползунки и распашонки. На кухне, на подоконнике, стояла бутылочка с соской – Лиза ее не заметила вовремя и забыла положить. В Риткиной комнате пахло детским кремом, присыпкой и молоком. Пахло младенцем. Самым сладким запахом…
Лиза закрыла дверь и пошла к себе.
Вот и тишина. Занимайся сколько хочешь. Сколько хочешь читай. Смотри телевизор. Спи, когда хочется. Иди на улицу, в магазин, кино, куда угодно, теперь ты свободна.
Закончились ранние походы в детскую кухню, набеги в «Детский мир», прогулки с коляской. Закончилась жизнь по расписанию – кормленье, гулянье, купанье, сон, поликлиника. Разве ты не этого хотела? Разве не раздражалась, когда девочка кричала, когда орала Ритка, когда истерил Дымчик? Когда вставала среди ночи, потому что дурная соседка билась в твою дверь и ты выслушивала ее причитания, стенания и истерики, а потом стоны и жалобы Дымчика? Когда на весь подъезд воняло сгоревшим молоком и возмущались соседи? Когда ты возвращалась с ночного, уставшая, полуживая, мечтавшая об одном – лечь и уснуть, – но шла стирать пеленки, потому что чистые закончились, а нерадивая мать причитала и заламывала руки, вместо того чтобы встать к корыту?
«Ты делала все что могла, – говорила своему отражению Лиза. – Но это не твоя семья и не твоя родня. Ты просто соседка. И ты имеешь право на свою отдельную жизнь, и она у тебя тоже не сахар.
В конце концов, у них есть деньги и связи, они наймут няню, они семья.
Это ты одна на всем белом свете.
На Дымчика надежды нет, ты в этом сто раз убедилась. Ну и что? Все равно любишь. Злишься, гонишь, разражаешься, а когда приходит… счастлива. Прощаешь и продолжаешь любить. Потому что сильным всегда достаются слабые, это закон природы, такое несправедливое уравновешивание.
„Вы, бабы, все прощаете. Не забываете, но прощаете“. Кого он цитировал? А, вспомнила: первую жену Васильича!»
16
Воскресенье, свободный день. Заниматься не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Так бы и валялась день напролет.
А вот есть захотелось, и Лиза с неохотой пошла на кухню.
В холодильнике было пусто. Полбутылки молока – да и то скисло, и Лиза вылила его в раковину.
Две сморщенные морковки, свекла-пенсионерка, подгнившая груша с темным помятым бочком. Зеленое яблоко. Анютино. В носу засвербило.
В морозилке полпачки пельменей – старых, завалявшихся, покрытых снегом.
Лиза посмотрела в окно. Моросил мелкий дождик. Она быстро оделась, взяла зонт и сбежала по лестнице.
В ста метрах от дома было кафе. Хорошее недорогое кафе с обычным ассортиментом – борщ, бульон с яйцом, бифштекс с картофелем, поджарка из говядины, блины со сметаной и с вареньем. Кофе, мороженое, морс.
Чуть поодаль – у метро, десятью ступенями вниз – кафетерий. Там было попроще: кофе с молоком, чай с лимоном, бутерброды с сыром и вареной колбасой, яйца под майонезом… Салат «Столичный», салат из свеклы и любимый «Витаминный». Запеканка творожная – с изюмом и сметаной, тоже любимая. Коржики, корзиночки с кремом, заварные эклеры…
Иногда она туда заходила.
Пару минут она раздумывала, кафетерий или кафе – где не стоячка, а по-настоящему: столы под скатертью, приборы, официанты, меню.
Жалко денег, еще как жалко, они так дорого достаются… И все-таки шагнула в сторону настоящего. Почувствовала, что сегодня это необходимо. Забыть ненадолго душевный раздрай и сумятицу, отвлечься. И наплевать на деньги – возьмет пару лишних дежурств, и все. Не привыкать.
В конце концов, имеет она право на маленькие радости? Или хотя бы на небольшие удовольствия?
Только бы были места, все-таки выходной. Жаль, если мимо. Жаль, если придется идти в кафетерий. К тому же и там в выходной длиннющие очереди.
Но место нашлось. У окна, с круглым столиком на двоих.
Лиза села и слегка раздвинула тяжелые шторы.
За окном – Кировская, ее родная улица, где известен каждый дом, каждый двор, каждый камень и куст, каждая надпись на фасаде и каждая вывеска. Потому что Родина – единственная родная душа. Да, именно так: душа. Потому что и у улиц, и у домов и дворов точно есть души.
Лиза раскрыла меню и решила не экономить. Гулять так гулять: борщ и свиная отбивная с жареной картошкой – самое дорогое блюдо.
Салат из овощей, клюквенный морс, чашечка кофе, три шарика мороженого… но это после, если останется место. И да! Лиза даже улыбнулась. Бокал белого вина! Того, что послаще.
«Купчиха, – подумала Лиза. – Гуляю как в последний раз».
Молодой и симпатичный официант
