Мальчик с чёрным петухом - Штефани фор Шульте
Рука. Топор. Взгляд отца. Мартин услышал собственный крик и кукареканье петуха. Он поднял тяжёлый кубок и разбил им зеркало.
Я остановлю это всё, думал Мартин.
Я прекращу это всё, думал он.
Сейчас я покончу с этим навсегда.
В следующее мгновение в зеркальный кабинет упала полоса света. Открылась дверь.
– Идём, – сказал ему кто-то. – Ты выиграл это состязание. Герцогиня желает тебя видеть.
30
Да, теперь его отведут к герцогине. Он выиграл бессонное состязание. Теперь он сможет выложить ей суть своего дела. Спасти детей.
Но надо запастись толикой терпения.
И вот Мартин ждёт перед высокой дверью и спит стоя, и он бы упал, не будь здесь стражников. У них сердца переполнены через край, потому что на мальчика больно смотреть, такую он вызывает жалость; и вот они подпирают его справа и слева, ощетинившись в ожидании едких замечаний проходящих мимо придворных дам или пробегающих в спешке слуг. Но никто из них не язвил, никто не произнёс ни слова, чтобы мальчик мог поспать хотя бы эти несколько минут. Хотя его не смог бы разбудить даже пушечный гром. Петух приник к груди мальчика, а мальчик обмяк на руках стражников. Это изнеможение умиротворилось в знании, что дело сделано. Как казалось Мартину.
И вот наконец-то у герцогини появился досуг, чтобы принять мальчика. Двери её покоев распахнулись.
Мартин очнулся, когда его поставили на ноги и втолкнули внутрь.
Чириканье бесчисленных певчих птиц наполняло зал. Разноцветные и беспокойные, они порхали с места на место. Сидели на выступе камина и на перекладинах гардин. На стойках кровати герцогини. Всюду лежал птичий помёт. Пол был покрыт мягкими перьями.
Герцогиня сидела в привычной позе. Опираясь спиной на подушки. И кашляла сильнее и продолжительнее, чем прежде. На руках она баюкала младенца. На покрывале сидели дети. Одурманенные зельем и ослабленные. Роль, которую им приходилось здесь играть, была им ещё непривычна. Они страдали не так давно. Поэтому страдали особенно сильно.
А в углу стоял художник и работал у холста. Что же он там набросал? Зелёный луг и покрывало для пикника. Но Мартин знал: никогда больше детям не бывать под вольным небом и не почувствовать траву под ногами. У них в распоряжении был только один этот год. Но что в этом понимает художник? Или он всё же о чём-то догадывается? Вид у него был очень серьёзный, а его улыбка, долетевшая теперь до Мартина, была полна озабоченности.
Сердце у Мартина сильно болело.
– Подойди ближе, – подозвала его герцогиня. – Дай-ка посмотреть на тебя.
Он приблизился к кровати. Герцогиня держала на ладони певчую птичку и давала ей клевать зёрнышки. Когда она кашляла, птичка вспархивала, но тут же возвращалась на руку.
– Никогда ещё ребёнок не принимал участия в состязании, – сказала герцогиня. Дышала она с трудом. Её лёгкие производили хлюпающий шум, когда она втягивала воздух, и свистящий, когда она выдыхала. От этого у него самого стало тесно в груди. – Должно быть, ты очень храбрый, – прибавила она, и её слова прозвучали вроде бы дружелюбно, но Мартин предпочёл бы убежать прочь и больше их не слышать.
Петух принялся биться у Мартина под рубахой. Он достал его и посадил себе на плечо.
– Какая чудесная птица! – тут же воскликнула герцогиня. – О, а не сможет ли она ещё раз сказать что-нибудь чудесное? Что-нибудь этакое весёлое? Дерзкое? – Герцогиня так радовалась. Невозможно было видеть эту радость, в то время как девочка на покрывале упала от слабости. Маленький мальчик помог ей подняться и усадил прямо. И сделал это торопливо. Испуганно, пока герцогиня не заметила.
А в центре всей композиции сидела эта размалёванная старуха и хлопала в ладоши. Мартин растирал себе руки. Сейчас он должен сказать. Он имеет право огласить своё желание. Пора.
– Я хочу забрать детей с собой, – сказал Мартин.
Но герцогиня интересовалась только его петухом. Она стала подманивать его зёрнышками.
– Я хочу забрать с собой детей, ты слышишь? – повторил Мартин.
Художник опустил кисть. Никогда больше он не покинет этого мальчика! – читалось в его лице.
– Цып-цып-цып, – щебетала герцогиня, подзывая петуха.
Мартин начал нервничать. Почему она его не слышит? Почему не обращает на него внимания?
– И впредь ты должна прекратить это, – сказал он. Чуть громче. У него почти не оставалось сил. – Тебе нельзя больше красть детей!
Герцогиня сверкнула на Мартина глазами.
– Почему это? – удивилась она. – Я делаю то, что хочу.
– Как же так! – воскликнул Мартин. – Почему тебе можно делать то, что ты хочешь? То, что ты делаешь, неправильно.
– Но мне так нравится, – сказала она.
– Потому что ты сама неправильная. Ты совсем неправильная.
Стражники переглянулись. Не пора ли им уже сделать шаг вперёд и встать на защиту своей повелительницы? Но герцогиня не казалась рассерженной. Вид у неё был сытый и довольный. Обновлённые дети хорошо исполняли своё дело. Для этого хватило всего несколько ударов. И плакали они гораздо меньше, чем другие. Даже не понадобилось показывать им вид с колокольни. Этот год обещал быть хорошим. Красивый год с её детишками, которых она так любит. Она чувствовала себя с ними молодой и сильной. Она будет жить вечно и вечно останется красивой. Это ведь так благотворно – снова чувствовать себя юной. Полнота счастья пронизывала её тело насквозь. В этом году она будет доброй герцогиней. Мудрой и рассудительной. Как жаль, что шут убился. Где бы ей теперь раздобыть нового? Но хотя бы придворный художник теперь у неё есть. Она им довольна. И петуха она, конечно, тоже заберёт себе. Может, он сумеет кукарекать ей комплименты. Это так бодрит и, конечно, пошло бы ей на пользу. Чтобы он сидел по утрам на башне и в виде побудки прославлял красоту герцогини. Да, но этот мальчишка!
Чего там он просит, этот мальчишка? Почему он так взвинчен? Совсем побагровел лицом.
– Она тебя не слушает, – сказал петух.
– Ах, ты погляди! – обрадовалась герцогиня. – Он опять заговорил.
– Отдай мне детей, – сказал Мартин.
– Разумеется, нет, – сказала герцогиня.
– Ты должна, – сказал петух. – Ты должна отдать их ему. И больше тебе никогда нельзя похищать других детей.
Герцогиня рассмеялась.
– А каково второе твоё
