Эхо наших жизней - Фейт Гарднер
– Мам, – говорю я. – Мы можем поехать домой на метро. Это не такое большое дело.
– Это уже слишком, – бормочет она. – Я не могу позволить себе еще и это. – Она качает головой. Ее подводка размазалась на одном глазу, но я помалкиваю. – Я сейчас свихнусь. Пожалуйста, дай мне минутку.
Мы сидим в гробовой тишине, мама закрыла глаза, руки на бесполезном руле, а вокруг нас снуют люди в модных костюмах, открывают свои машины и выезжают с парковки. Я достаю телефон. В новостях очередная стрельба в школе. Иногда мне хочется выкинуть свой мобильник в окно, как будто именно в нем скрывается вся опасность и ярость мира.
«Как твой день?» – пишет Майкл.
«Сижу на парковке с мамой, которая сходит с ума, потому что ее машина сломалась. Весело провожу время!»
«Дерьмо. А где?»
«Парковка на углу Франклина и 14-й».
«Я вас подвезу. Я как раз вышел с работы и суперблизко».
«Не надо!!!»
«Поздно, я уже в пути».
«Майкл, серьезно, остановись».
Он не отвечает.
«МАЙКЛ!!»
Ничего.
Я издаю стон. Мама открывает глаза и смотрит на меня.
– Что?
– Мой друг подвезет нас до дома, – говорю я.
– Что за друг?
– Его зовут Майкл.
– Даже не знала, что у тебя есть друг по имени Майкл. Как мило с его стороны.
Мне плохо. Я не хочу, чтобы мама с ним встречалась, – это же просто чертов кошмар. Она не сможет промолчать про стрельбу в «Гламуре» и оружии. Они обязательно обо всем догадаются.
«Майкл, правда, мы можем поехать на метро. Я не хочу, чтобы ты зря ехал сюда».
Тишина.
– Мне сегодня сделали выговор на работе, – говорит мама.
Я откладываю телефон.
– Это второе предупреждение, – продолжает она. – После третьего меня уволят.
– За что?
– За то, что беру слишком много отгулов. На прошлой неделе я взяла отгул для интервью, за неделю до этого – для митинга в Сан-Франциско, а еще до этого я участвовала в мероприятии МЗБО. Сегодня мне пришлось отлучиться для разговора с полицией Беркли, и, думаю, это стало последней каплей.
– Зачем ты говорила с полицией Беркли?
– Сегодня утром я получила пугающее голосовое сообщение от мужика, который сказал, что знает, где я живу, и ждет не дождется встречи со мной. Он сказал, что хочет – цитирую – «показать мне свою коллекцию оружия».
– Какого хрена, мам? – восклицаю я, мой желудок переворачивается. – Это тот самый мужик?
– Ага. Он сказал, что его зовут Альберт Смит.
– Это реально пугает.
– Оказывается, это не считается угрозой, поэтому полиция ничего сделать не может. Так что меня просто так отчитали на работе.
– В смысле, это не считается угрозой? Что значит «полиция ничего не может сделать»?
– Сообщение было длинным, странным и пришло с заблокированного номера. Он сказал, что живет за пределами Вегаса, и если это правда, то он вообще не в их юрисдикции, и технически он мне не угрожал. Полиция сказала, что если он оставит какие-то более конкретные угрозы или заявится к нам домой, то я могу получить судебный запрет.
– Заявится к нам домой?!
– Да не заявится он.
– Тогда почему ты вызвала полицию?
– Не знаю, Бетс, я и так стараюсь изо всех сил, окей? Моя машина – кусок металлолома, на работе я на грани увольнения, Джой бросила колледж и не идет на поправку, а мой бар пустой. Ты пила мой алкоголь?
– Пила ли я… нет.
– Что ж, вчера вечером я хотела налить себе стаканчик, а в баре пусто.
– Лекс приходил. Думаю, он приложил руку. А может, это Джой все выпила.
– Понятия не имею, почему вообще беспокоюсь о виски – это реально наименьшая из моих проблем. Если я потеряю работу, то понятия не имею, что буду делать, – говорит мама. – Не думаю, что Джой зарабатывает достаточно на своей работе, чтобы покупать нам продукты, а ты и вовсе на неоплачиваемой стажировке. Мы будем в полной заднице.
Сейчас явно не тот момент, чтобы поправлять маму и рассказывать, что Джой на самом деле бросила работу и не выходит из дома уже несколько месяцев. Поверить не могу, что мама до сих пор не замечает этого, но, опять же, она и без того по уши в дерьме.
– Уверена, что, если бы ты сказала на своей работе, что тебе угрожают, они бы немного отстали, – говорю я.
– О, конечно, они будут в восторге. Ведь ходячая мишень – это отличное дополнение к офису.
– Мам, меня реально беспокоят эти угрозы. Это уже слишком.
– Конечно слишком. Все это слишком.
– Ты не думала… бросить МЗБО? Просто залечь на дно на какое-то время?
– Бетс, – говорит мама. Мгновение она молчит, подбирая слова. – Работа с МЗБО – это самое значимое, что я делала в жизни. Как будто… знаю, это звучит странно, но эта стрельба и моя роль в ней словно заставили меня очнуться. Я наконец почувствовала себя живой, настоящей, у меня появился смысл жизни. И, только очнувшись, я поняла, что именно этого смысла – этой цели – мне не хватало всю жизнь.
– Вау. Ну спасибо, – говорю я.
– Конечно же, вы тоже мой смысл жизни, – говорит она. – Но в более глобальном плане, будто по-другому связанном с миром. – Она сжимает мою ладонь. – Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Необъятность моей любви к тебе – это движущая сила моего желания сделать этот мир лучше. Понимаешь?
Я киваю, хотя и не особо активно.
– Я не хочу возвращаться к тому, что было раньше, – продолжает она, убирая руку. – Этот хренов инцидент заставил меня понять, насколько хрупка, насколько драгоценна моя жизнь. Как мало времени у меня есть. Я больше не хочу тихо-мирно ходить на работу и… снова пробивать табель, накручивать еще милю на одометре, закрашивать еще один квадратик в календаре… Я хочу быть частью чего-то грандиозного. И я наконец-то чувствую, что это так, да, из-за этого инцидента, но все-таки это как подарок свыше, понимаешь?
«Не понимаю», – думаю я.
– Понимаю, – произношу вместо этого.
Меня пугает ее способность сохранять спокойствие перед лицом угроз. Но еще больше я завидую ее уверенности. Иногда я не могу поверить, что я ее дочь. Будто акула родила медузу.
– Я пойму, если тебе хочется дистанцироваться от того, что я делаю, – говорит
