Книжная лавка фонарщика - Софи Остин

— Ну разумеется. — Леди Вайолет улыбнулась, напомнив ей кошку. — Я уверена, что видела, как ты выходила из этого мрачненького книжного. Вот, значит, где ты проводишь свое свободное время, м-м?

Эвелин постаралась сохранить невозмутимое лицо:

— Какое тебе дело до того, как я провожу свое свободное время?

— Что ж, — начала леди Вайолет, так близко наклоняясь к ней под зонтиком, что Эвелин почувствовала аромат духов на ее коже, — судя по чрезвычайно любопытным письмам твоей матери, она думает, что мы с тобой вместе занимаемся некой благотворительной деятельностью. — Леди Вайолет подняла зонтик и повернулась так, что Эвелин пришлось выбирать: смотреть ей прямо в глаза либо дать себя ослепить опускающемуся солнцу. — И вот мне интересно: с чего она могла это взять?

Сердце Эвелин забилось быстрее.

— Что ты ей сказала?

— О, пока ничего, — весело ответила леди Вайолет. — Видишь ли, у меня сложилось впечатление, что твоей матери, в общем-то, некому писать, так что мне от нее письма приходят пачками. В них много чего любопытного.

Внутри Эвелин начала закипать ярость, лицо ее вспыхнуло.

— Она считает тебя доброй и отзывчивой, вот почему она пишет столько писем. Узнай она правду, то тут же перестала бы.

— Ну, я же не настолько жестока, Эвелин. — Леди Вайолет обнажила два ряда идеально ровных зубов. — Я не стала говорить ей, что ты врешь. И не скажу, что видела, как ты выходишь из книжного на мосту Фосс, который — вот новость — стоит в двух шагах от какого-то грязного кабака.

Эвелин стиснула зубы:

— И что же ты хочешь взамен? Ты ведь не из дружеских чувств не станешь меня выдавать. Свое отношение ко мне ты прекрасно выразила, когда унизила меня перед всеми нашими знакомыми.

Леди Вайолет захихикала, будто Эвелин только что очень смешно пошутила.

— Бурная была ночка. Ты так рано сбежала и многое пропустила. И все же я должна сказать, что рада, что Натаниэль пришелся твоей матери по душе. — Ее лицо вдруг приняло серьезное выражение. — Вот чего я хочу от тебя взамен на мое молчание.

Эвелин на мгновение смешалась:

— Ты хочешь… Натаниэля?

— Я хочу, чтобы ты его от меня отвлекла, — ответила она. — Он с весны вьется вокруг меня, как шмель вокруг цветка. Я начинаю от этого уставать. Я думала, что он оставит меня в покое, если я четко дам ему понять, что не поеду с семьей в Шотландию, но он не отстал. Он ездит туда-сюда — то в Лондон, то в Эдинбург, — но при этом всегда, всегда возвращается в Йорк. Возвращается ко мне.

— Так скажи ему, что ты в нем не заинтересована, — предложила Эвелин.

— Все не так просто, — ответила леди Вайолет. — Он близкий друг нашей семьи, дорогой друг моего брата и, больше того, он… — Она сглотнула и прочистила горло. — Ответить на его чувства я, разумеется, не могу: он из одного круга, я из другого, и ничто этого не изменит. Однако и ранить его я бы по возможности не хотела.

Эвелин нахмурилась. Все это было весьма в духе леди Вайолет.

— То есть, по-твоему, лучшее решение — просто взять и прикрыться мной?

— А почему нет? Твоя мать будет только рада. И у тебя появится еще одна причина хорошо к нему относиться.

— Я ко всем хорошо отношусь, — огрызнулась Эвелин. — В отличие от тебя, я людей не принижаю и не использую.

Леди Вайолет залилась звонким, веселым смехом, которым смеялась, только когда находила что-то решительно ироничным.

— Что я слышу! Так ты же использовала меня! Использовала мое имя как прикрытие перед собственной матерью. Не обманывай себя, Эвелин. Может, ты и не так хитра, как я, но тоже не без греха.

Эвелин не знала, что на это ответить. Все слова вылетели у нее из головы. На этом слепящем солнце, ощущая, как с виска медленно стекает по щеке струйка пота, она как будто обратилась в лед. Она сделала шаг в сторону в попытке спрятаться от солнца, но леди Вайолет повторила ее движение, сводя этот уворот на нет.

— Ну? Что скажешь насчет такого уговора, м? Ты влюбляешь в себя Натаниэля, а я не раскрываю твоей матери твой обман.

Эвелин часто заморгала.

— Ты не говорила, что хочешь, чтобы он в меня влюбился.

— Неужели это и так не понятно? — Леди Вайолет закатила глаза. — Это очень просто, поверь мне. Тебе всего-то нужно меньше вести себя как ты, и больше — как я.

— На это я уж точно не соглашусь, — ответила Эвелин.

— О господи боже мой! — резким тоном произнесла леди Вайолет. — Мне все равно, как ты это сделаешь, главное — сделай. Иначе твоя мать узнает, что свое время ты проводишь вовсе не со мной, и у нее возникнет вполне логичный вопрос: а чем ты на самом деле занимаешься? — Ее взгляд стал острым как бритва, пухлые губы сжались в тонкую линию. — Соглашайся.

Все ее существо восставало против этой мысли. Эвелин хотелось посмотреть леди Вайолет в глаза и сказать, что она не позволит себя шантажировать, что пусть лучше у нее отвалится нос, но уподобляться ей она не будет.

Затем она вспомнила о матери — о том, как больно ей будет узнать, что ей лгали, причем не только Эвелин, но и леди Вайолет. Она подумала о том, какое счастье доставляли ей эти письма, ведь они дарили ей веру в то, что она не стала в свете изгоем. Да, сказать ей, что все это было ложью, было бы честно, но правильно ли было отнимать у нее это счастье? Ведь счастья в ее жизни в последнее время и так было совсем мало.

— Хорошо, — процедила Эвелин сквозь зубы. — Но идея эта мне совершенно не нравится.

Леди Вайолет резко повернулась — и ее зонтик наконец отбросил тень на лицо Эвелин. Затем она подняла руку и дала знак кому-то за спиной Эвелин — судя по всему, кучеру своей кареты.

— Она и не должна тебе нравится, — сказала леди Вайолет, в последний раз перед уходом встретившись с Эвелин взглядом. — Просто делай, и всё.

Лишь позднее, стоя перед зеркалом в ванной и моргая от попавшего в глаза мыла вместе со своим отражением, Эвелин осознала, что взяла на себя невыполнимую задачу.

Влюбить в себя мужчину ей было не под силу. Ведь она знала, что она из себя представляет. Знала, кого представляет. К тому же она совершенно не умела вести светскую беседу: не могла промолчать, если была с чем-то не согласна, и не могла смеяться над