Охота за тенью - Якоб Ведельсбю

К матчу между нами все готово. Еще немного, и мы углубимся в воспоминания о наших прежних отношениях, о том, что в них пошло не так, подробнее расспросим друг друга о детях, родившихся у каждого из нас, а потом и о различных обстоятельствах, в результате которых сидим в этот новогодний вечер в Ронде, городе, известном своей корридой.

— Ты мне тогда очень нравился, ты мне и теперь нравишься, — говорит она и берет меня за руку. — Ты все время как будто где-то витаешь, ты и в Гоа был не от мира сего, это милая черта, но позволь дать тебе маленький совет: мир вокруг не стоит таких серьезных размышлений.

— Потанцуем?

Мой желудок переполнен шампанским, падающими звездами, лунным светом, желанием.

— Именно об этом я и говорю, — шепчет она и берет меня под руку.

На танцполе наши тела снова оценивают друг друга. Пока на нас не налетают Йохан и Ханна и не вешаются нам на шею, желая счастливого Нового года и чмокая в щеки, и пока до Йохана не доходит, что Сара — это та самая Сара, тогда он начинает рассказывать про Марию, а Ханна называет меня своим ужасно доставучим обожаемым братиком и произносит спонтанную речь о том, как любит меня, несмотря на все мои бесчисленные промахи и нездоровую привязанность к отцу; тут Йохан бросается на мою защиту, и я замечаю в своей ладони руку, которая тащит меня с танцпола на улицу, в ночь, где голоса и музыка звучат приглушеннее. «Неужели любовь — самая непобедимая из жизненных сил, неужели она. поселившись однажды между двумя людьми, вечно будет пробуждаться к жизни?» — шепчет мне внутренний голос. Потом дверь закрывается, и я остаюсь наедине с пылающим телом Сары.

26

«Надеюсь снова тебя увидеть. Целую и обнимаю», — написано на листке бумаги, лежащем на прикроватном столике; ниже — номер телефона и смайлик.

Я потягиваюсь и спускаю ноги с кровати. Чувствую себя отлично — я в порядке, и я доволен. И чувствую прилив внутреннего тепла. Тепла и холода одновременно. Пишу на обороте листка: «Спасибо за чудесный вечер. Уехал заканчивать фильм. Может быть, мы еще встретимся». Подпись «П».

Пытаюсь собраться с мыслями, перечитываю ее записку, и тут на глазах у меня выступают слезы. Не знаю, что со мной происходит, но я не могу их остановить. Нет ничего страшного в том, чтобы принять ее предложение, говорю я себе, и верхом глупости было бы отказаться от шанса увидеть ее снова. Рву листок на мелкие клочки и смываю их в унитаз.

Набираю ее номер и попадаю на автоответчик. Оставляю голосовое сообщение: «Мы с Йоханом, по всей видимости, проведем несколько дней в Марбелье, в их с Марией квартире в апартаментах „Принцесса Плайя“. Может, заглянешь к нам? Я бы хотел снова тебя увидеть».

Йохан и Ханна сидят вместе с остальными гостями в столовой, где пахнет свежеиспеченным хлебом и кофе. Йохан машет мне рукой и выдвигает стул. Я беру в буфете еду.

— Ты уже успел бросить бедную Сару? — насмешничает Ханна.

— Я понятия не имею, где она. Ты знаешь?

— Ей сегодня надо было попасть на какой-то обед, а завтра намечена встреча в Танжере, — начинает Ханна. — Мне тут стало известно, что вы с Йоханом направляетесь по делам в Михаc. Какой сговорчивый клиент вам попался! Согласен дать интервью первого января. Хотя он, возможно, и не в курсе, что ему придется давать интервью?

— Это не твоя забота, но я действительно рассудил, что в такой день легче застать человека врасплох.

— Когда вы вернетесь?

От меня не ускользает, как она гладит руку Йохана.

— Не знаю.

— Большинство учащихся начнут возвращаться уже сегодня, так что ночлег вам не гарантирован. Но за углом есть небольшая гостиница с завтраком. Я там жила несколько месяцев, пока строился дом.

— Мы переночуем в моей квартире в Марбелье, — отзывается Йохан.

Мы едем по узкой дороге, которая балансирует на горном склоне и довольно скоро начинает спускаться крутым серпантином к морю, и паркуемся перед роскошным особняком в пригороде Михаса.

«К. Хольк» — значится на бронзовой табличке. Отсюда открывается прекрасный вид на живописную местность с площадками для гольфа, прибрежными городками и сине-зеленым морем, сливающимся в дымке с безоблачным небом. Немного поколебавшись, перехватываю взгляд Йохана и жму на звонок. Дверь открывается, и перед нами предстает Кристиан Хольк в домашних тапочках и халате. Он похож на человека, увидевшего привидение.

— Кто там пришел? — доносится из дома женский голос.

Я замечаю в темной прихожей Гертруду Фишер.

— У вас, журналистов, не существует понятия чести. Сейчас Новый год! Выключайте камеру и убирайтесь! — кричит она, отодвигает в сторону не произносящего ни звука Кристиана и захлопывает дверь.

Звоню снова, безрезультатно. Упорно стоим и ждем, потом звоним опять. Теперь дверь рывком распахивается, и взбешенная женщина кричит из темноты, что мы находимся в частных владениях и, если мы не уберемся, она позвонит в полицию. Йохан снимает эту сцену на камеру.

— Нам надо собраться с мыслями, — говорю я, когда мы возвращаемся к машине. — Если мы хотим с ним побеседовать, нужно действовать энергичнее. Кристиан Хольк должен понять, что есть всего два варианта: либо он предстанет перед общественностью как человек, который раскрыл планы, вынашиваемые «Мишн зироу», либо окажется одним из лиц, стоящих за этими планами.

Мы возвращаемся к вилле.

Кристиан Хольк стоит на выложенном плиткой полу перед дверью и вполголоса разговариваете Гертрудой Фишер, уже одетой. Заметив нас, она кивает ему, быстрым шагом идет по дорожке нам навстречу и проходит мимо, не сказав ни слова. Звонко хлопает дверца машины, и колеса с визгом пробуксовывают на асфальте.

— А, вот и вы наконец, ха-ха. Выключите-ка на секунду камеру, — просит Хольк устало. — Петер Беллман, не так ли? Вы думаете, что нашли ответы на все вопросы, но на самом деле вы удивительно мало знаете о вещах, не порожденных вашей фантазией. Едва перестав бесцельно бороздить выдуманную вами реальность, вы тут же переноситесь в прошлое и начинаете жить в нем. Что ж, вернемся в 80-е, почему нет, во времена вашего величия, в те времена мир еще можно было обозреть. Холодная война положительно отображалась на стабильности и обозримости мира, сегодня уже не то, сегодня мир далеко не так