Термитник 2 – роман в штрихах - Лидия Николаевна Григорьева
Богу было угодно похоронить его на лондонском кладбище. Но не похоронить эту музыку сфер: в интернете эта запись набрала миллионы прослушиваний. К наследникам выстроилась очередь из ведущих симфонических оркестров мира на получение права на исполнение. И, наконец. Богу стало угодно, чтобы его сыновья, выросшие на Западе и приученные просчитывать возможные выгоды, вернули себе фамилию отца, закрепив её в потомстве. Глория, Глория тем, кто способен прозреть и успеть повиниться.
96. Тюремный психолог
Нашла она его на сайте знакомств. Искала интеллигента в нашем русском понимании. А на голландских сайтах это почти невозможно. В основном, здоровые на вид, мордатые дядьки с незаконченным средним, рабочей профессией и очевидным намёком на пивной животик. Страна с давними пивными традициями, чего уж тут.
А этот, судя по фото и видеофайлам, строен и сухощав, энергичный такой очкарик. Напомнил ей начальника отдела в НИИ Строймаш, с которым у неё случился в молодости служебный роман. И профессия интересная – тюремный психолог в маленьком городке на границе с Германией. Тут без высшего образования уж никак. Почему-то этот пунктик был важным для многих невест из бывшей советской империи.
Первую встречу назначили у неё дома. Он как раз по делам в Гаагу приехал. На ужин подала салат с креветками и размороженную, разогретую в микроволновке лазанью. Заморачиваться не стала. Присмотреться надо, прежде чем хозяйку хорошую из себя изображать. Мужчина оказался гиперактивным говоруном. Ей было трудно его понять с её базовым, начальным голландским. Ел с аппетитом. Судя по всему, шутил и много смеялся. Сказал, что у него только один недостаток: он курит, но в её доме сдержится от этого. Принёс хорошее белое вино и зелёную стеклянную вазу с неувядающим неделями цветком гибискуса. Впечатлила небанальность подарка. И они договорились о встрече теперь уже на его территории.
Встретил он её на станции, на крохотной машинке, тесной и прокуренной. Вонь внутри оказалась страшная. Полная пепельница окурков, пепел на кресле и на коврике. Сам городок оказался мрачным. Вдоль улиц тёмные, словно бы тоже насквозь прокуренные, домики. А в центре большая краснокирпичная тюрьма. Довольно яркая на этом фоне. И словно бы весь городок вокруг этой тюрьмы и строился! Город не просто не понравился. Она бы ни за что не стала жить в этом мраке. Казалось, что солнечных дней здесь никогда не бывает.
Окончательно её добила встреча с домочадцами потенциального жениха. Это были огромный, крикливый и навязчивый в общении попугай Ара и толстый хомяк, засоривший скорлупками и шелухой весь пол, на котором явно виднелись небольшие лепёшки засохшего птичьего помёта. Она поняла, что в случае чего именно ей придётся всё это отмывать и приводить в божеский вид. Ещё больше она напряглась внутренне, когда он стал целоваться с попугаем, призывая её восторгаться и умиляться этим зрелищем. Не понимал, что ей до содрогания было противно на это смотреть.
Ужин он заказал в китайском дешёвом ресторанчике с доставкой. Аппетита у неё не было. А сам он хорошо поел и перешёл к решительным действиям: попробовал её поцеловать. Но как-то формально. Без души. Видимо, совсем не понимал, как надо целоваться, когда человек влюблен. А он как с попугаем – губы колечком вытянул! Вернувшись домой, она задумалась. Тут многое можно было бы исправить, отредактировать, так сказать. Дом вымыть и прибрать, живность приструнить, хотя легче было бы пристрелить, наверное. Машину поменять на хорошую и большую. Научить его целоваться не только с попугаями. Что-то нужно решать. Может, лучшего у неё в жизни уже ничего и не будет.
И тут в полной тишине она услышала треск. Так лопаются по весне льдины на речке. Это треснула подаренная им стеклянная ваза. Но ведь она не трогала её, не прикасалась! А трещина была длинная, сверху донизу. И вода закапала на стол, полилась на пол.
А она просто сидела и смотрела. Просто сидела и смотрела.
97. Культурный фонд
И вот она приходит устраиваться на работу. И неожиданно для себя встречает его в кабинете начальника. И видит его глазки, смотрящие в разные стороны, как у змеи, и понимает, что в этой конторе вакансия для неё вряд ли найдётся.
Умеет ли он читать мысли или она совсем не умеет их скрывать? Вернее, не мысли, а чувства, которые тут же отражаются на её лице. Прошло уже два года с их первой встречи. И был он тогда экскурсоводом в маленьком мемориальном музее. Вика с мужем оказались там почти случайно, проездом. Шли совсем в другой мемориальный дом, где ещё была жива вдова совсем другого великого человека. Но тот дом оказался закрыт, и они, прикупившие для вдовы дорогие напитки и сладости, повернули, ну не совсем восвояси, знали, что в этом посёлке художников жили некогда и другие признанные и непризнанные творцы прекрасного.
И почему бы им было не зайти в мемориальный дом более чем знаменитого, некогда гонимого, но в старости увенчаннного славой писателя. Тем более, что на улице сыро и зябко, на нечищенных дорожках забытого Богом и людьми посёлка хлюпает подтаявший снег. Новомодные ботиночки такую влагу не удержат, не простужаться же. Они вошли в незапертую дверь. Полная тишина и безлюдье: да кому сейчас интересны писатели, это же не поместье Элвиса Пресли! Там, говорят, не протолкнуться. И вот в этом старом деревянном доме, в полной тишине, совершенно неожиданно, из-за тяжёлой шторы выскользнул молодой человек со странно устроенными глазами. Они у него были настолько широко расставлены, что это казалось неправдоподобным: с двух сторон узкой головы, и смотрели словно бы в разные стороны, как у змеи.
Необъяснимая неприязнь просочилась сквозь кожу её лица. В её застывшей полуулыбке любой смог бы учуять жалость к его жизненному статусу: скоро тридцать, за плечами наверняка университет, на пальце правой руки узкое колечко. Дома жена наверняка или больная, или беременная. «Нищеброд», – мог бы прочитать он в её глазах при желании. После короткой, но яркой и вдохновенной, на грани восторга, экскурсии, Павел, как значилось на карточке, приколотой булавкой к старенькому свитеру, резко и высокомерно отказался от благодарности в виде дорогого коньяка, который они достали, уже уходя, из пакета, и предложили распить и согреться, ведь в музейном домике было холодно не на шутку, а на улице вообще дубак. Коньяк они с мужем прямо из горла