Весна на Луне - Юлия Дмитриевна Кисина

она могла меня и обмануть, и никакого волшебства не было, а просто, наверное, она хотела надо мной посмеяться. Но Кулакова сидела с самой что ни на есть серьезной миной. Поначалу мне показалось, что она двигает его с помощью какого-то специального магнитного устройства, но я вспомнила, как сама видела, что блюдце совсем обычное. Оно хаотично пометалось внутри круга и замерло, как будто устало и как будто ему стало вдруг на нас совершенно наплевать. Почему-то меня вдруг начал душить смех. Скорее всего, это были нервы. Ведь как только я узнавала какую-то ужасную новость, мне всегда первым делом хотелось расхохотаться. Я откинулась на стуле, а изнутри будто кто-то неустанно меня щекотал и давил на мочевой пузырь.

Это было просто ужасно, и я ерзала на стуле так, словно сидела на живых гусеницах.

— Мы не отпустили дух! — с возмущением сказала Кулакова.

На сей раз она говорила каким-то учительским, наставническим голосом, будто я поклялась ей вести себя серьезно и не сдержала своего обещания. Кулакова метнула на меня испепеляющий взгляд и заставила опять прикоснуться к блюдцу. Я делано-торжественно опять возложила пальцы на край фаянса и тут заметила, что под ногтями у меня грязь, а у Кулаковой пальцы — просто вымытые с мылом белые сардельки.

— Дух, отпускаем тебя! — скорбно сказала Кулакова и только после этого позволила мне облокотиться о стол.

После этого мы были какие-то вымотанные, будто пробежали длинную дистанцию.

И тут Кулакова вдруг вся напряглась, скосила глаза и будто прислушалась к чему-то.

— Ты чувствуешь?

— Что?

— Это!

Что я должна была почувствовать или услышать, оставалось загадкой. Но все-таки я тоже стала прислушиваться, чтобы она не сочла, что слух у меня менее тонкий. Кулакова поблуждала глазами по комнате, как умеют блуждать глазами только одни алкоголики на вечерней Бессарабке или, еще того хуже, люди, потерявшие рассудок. И тут она сползла со стула и на коленках стала шарить по ковру и втягивать ноздрями воздух. Она обнюхала всю комнату, даже плетку понюхала, и я высказала предположение, что это, наверное, у соседей что-то сгорело, но Оля совсем не слышала моего голоса.

Наконец она сказала, что это находится под ковром. А ковер у них был толстый и пушистый и такой плотный, что под ковром могло находиться вообще что угодно. Тогда она доползла до края комнаты и объявила, что это здесь. И я тоже встала на коленки, чтобы не отставать от нее, и тоже поползла к краю ковра и стала нюхать, но, по правде говоря, у меня был гайморит, так что почувствовать ничего я по определению не могла. И тут Кулакова осторожно отвернула край ковра и стала театрально морщиться, как могут морщиться от отвращения только одни девчонки, которые совсем не такие, как я, потому что я всегда сохраняю спокойствие, если вижу что-то противное, и даже реагирую с невозмутимым видом.

— Фу!

И тут Кулакова вскочила и сказала, что это все запахи из потустороннего мира. Я с облегчением вздохнула.

— Давай сходим на кухню, — предложила я, потому что во мне вдруг проснулся аппетит и потому что там стояла еще одна банка сгущенки. Но Кулакова категорически заявила, что это еще не все, и что мы еще недовызывали духов, и что они могут обидеться и тогда тонкая связь с невидимым миром будет прервана и какие-то тонкие энергии в нас не войдут, и что, когда мы умрем, мы попадем в какое-то не то отделение высших сфер и душа наша не сможет как попадется отделиться от тела и будет ждать, пока тело это не превратится в прах. А длится это очень долго, и очень противно ждать. Она продолжала нести подобную чушь, что-то, что мой мозг отказывался воспринимать, но в результате мы опять устроились за столом, прикоснулись к блюдцу и принялись бубнить: «Дух, приди к нам».

На сей раз оказалось, что под блюдцем не Жанна д’Арк, а какой-то церковный древний старец Афанасий. Афанасий ответил на какие-то Олины вопросы об оценках по химии и подтвердил, что Жерар любит ее.

Потом настала моя очередь спрашивать.

— Дух, ты знаешь Ирину Андреевну с кафедры научного коммунизма?

— Знаком, — с легкостью ответил старец.

— А с Гарибальди ты встречался?

— Не знаю такого.

— А в каком году я умру?

Блюдце поползло по буквам, и мы прочитали слово «гнев».

— Ему не хочется говорить тебе такие вещи, — встала Кулакова на сторону духа.

— Нет, пускай ответит, раз уж пришел.

— Мне кажется, он на тебя разозлился.

И действительно, следующая фраза, прочитанная нами, подтвердила ее предположение:

«В гробу лежать будешь»

— Конечно в гробу, — усмехнулась я, но по спине у меня пробежали мурашки.

После этого старец напрочь отказался с нами разговаривать. А Кулакова все никак не хотела прекращать это таинственное занятие, полюбопытствовала, кто такая эта Ирина Андреевна. Узнала, что это родительская знакомая, разочарованно хмыкнула и наконец сказала:

— Сейчас будет самое-самое главное в моей жизни! Сейчас будет то, к чему я уже давно-давно внутренне, и не только внутренне, очень-очень приготовилась. Сейчас мы позовем Жерара.

— Что?

— Я хочу кое-что у него спросить.

Отказаться было немыслимо, потому что, заикнись я о том, чтобы отложить это на потом, Кулакова бы меня точно убила. И было видно, что с Олей творится что-то неладное. Она ужасно побледнела, поспешно сбегала за терновым венцом, нахлобучила его на голову и исчезла в соседней комнате. Через несколько минут вернулась она с напомаженными губами, уже в мешковатом белом платье с блестками и с венцом на голове.

— Ну как?

— Красиво.

— Мамашино свадебное. Узнает — убьет. Ничего себе, да?

Когда мы опять сели, мне показалось, что стол подрагивает. Подрагивали и Олины пальцы. Дух Жерара пришел к нам быстро, и Оля разволновалась еще больше.

— Спроси у него, хочет ли он, чтобы мы поженились, — потребовала она.

— Почему я? Спроси у него сама.

— Ну я прошу тебя. Ты же друг.

И мне пришлось задать этот дурацкий вопрос. Дух немедленно пополз к отметке «да», и глаза Кулаковой наполнились влагой.

— Спроси у него, можем ли мы обручиться прямо сейчас.

Это начинало меня веселить еще больше. Теперь я поняла все и про платье, и про венец. На минуту мне стало стыдно и за себя, и за Олю. Несмотря на мучивший меня изнутри нервный