Книжная лавка фонарщика - Софи Остин
— Вот, понимаешь теперь, о чем я? — Его голос стал на полтона громче. — Пустяки! Почему ты не даешь людям узнать себя, Эвелин? Чего такого ужасного, по-твоему, может случиться?
Эвелин почувствовала, как тяжесть, сдавливавшая ей грудь, стала душить еще сильнее.
— Наверное, потому, что когда я впускаю людей в свою жизнь, то они всякий раз меня разочаровывают, — тихо ответила она. — Так что, Уильям, пусть мои секреты останутся при мне, а твои — при тебе.
Уильям поднял бровь:
— А какие, по-твоему, секреты у меня?
— Действительно, какие же? — фыркнул Джек и, взяв себе еще один пирожок со свининой, вонзил зубы в его золотистую корочку.
Улыбка слетела с лица Уильяма.
— Ты это к чему?
— Лондон! — ответил Джек, хлопая друга по спине. — Ты ведь его в секрете держал. Я вообще понятия не имел, что ты серьезно думаешь стать писателем, а потом вдруг раз — и ты заявил, что, черт возьми, уезжаешь!
— Но ты ведь не это имела в виду, так? — спросил Уильям, поворачиваясь обратно к Эвелин. — Ты говорила не о Лондоне.
— Нет, — согласилась Эвелин.
— Всё, довольно. — Наоми закатила глаза. — Вы друг друга стоите.
— Ну нет. — Уильям отложил тарелку. — Эвелин обвинила меня в обмане, и я хочу узнать почему.
— Успокойся, — сказал Джек, кладя руку Уильяму на плечо. — Уверен, она просто пошутила.
— Не похоже было на шутку.
— Джек прав: я тебя ни в чем не обвиняла, — сказала Эвелин.
— А выглядело так, как будто обвинила!
— Джек, — сказала Наоми, откладывая тарелку, — думаю, нам с тобой нужно пойти прогуляться вокруг того чудесного дерева. Сопроводишь меня?
— Сопровожу… к дереву?
— Да, — подчеркнуто подтвердила Наоми. — Пусть эти двое уладят свои разногласия без нас.
— Это совсем не обязательно, — сказала Эвелин. — Мы с Уильямом можем пока отложить этот разговор. Так ведь, Уильям?
— Нет, пока ты не расскажешь, что за великий секрет я, по-твоему, храню.
— Я завтра тебе расскажу, — твердо ответила Эвелин.
— Нет, ты расскажешь сейчас! — Он произнес это так громко, что пожилая пара, сидевшая на ближайшей скамейке, обернулась.
— Пойдем, Джек, — сказала Наоми. — Пусть пошипят друг на друга и успокоятся.
Эвелин вскочила на ноги, но Наоми ее опередила. Она взяла Джека под руку и, многозначительно посмотрев на Эвелин, подмигнула ей.
— Ты просто невыносим. — Эвелин со вздохом села обратно. Она вдруг почувствовала себя маленькой, словно гувернантка только что отчитала ее за плохой французский.
— Кто бы говорил, — огрызнулся Уильям.
Игнорируя его ледяной взгляд, она посмотрела как бы сквозь него, на здания, стоящие на краю парка. Желтоватый песчаник их строгих фасадов на ярком солнце стал белым.
— Я имела в виду твою семью, — наконец сказала она. — Я спросила как-то, почему ты живешь с дядей, но ты уклонился от ответа. Но я думаю, что Наоми права. Если ты не хочешь рассказывать, то неправильно с моей стороны на тебя давить. Прости за излишнее любопытство.
Уильям откинул волосы со лба и тяжело вздохнул.
— Ну, секрета тут никакого нет, — произнес он неожиданно усталым голосом. — Просто немного грустная история, которую я обычно не рассказываю направо и налево первым встречным.
— Потому что думаешь, что они начнут тебя жалеть? — спросила Эвелин. — Как-то иначе к тебе относиться?
Он взглянул на нее, сдвинув брови.
— Вообще-то да. — Голос его прозвучал удивленно. — Откуда ты знаешь?
— Потому что ты сам это сказал в «Синем колокольчике».
— А-а-а. — Уильям фыркнул. — А я-то думал, что ты ясновидящая.
— Нет. Я просто умею слушать.
На секунду между ними повисла тишина. Затем он произнес:
— И ты меня прости, что полез не в свое дело. Джек бы как-то это оправдал, сказал бы, что это просто мое писательское воображение мне покоя не дает, но на самом деле мне было любопытно. Не каждый день к твоему дяде в магазин устраивается на работу благородная леди. Ты не из нашего мира, понимаешь? Такие люди, как я, или Джек, или Наоми, не ходят на балы. И говорят не так. И не отправляются в церковь в платьях, которые стоят как две мои годовые зарплаты.
Первым ее порывом было скрыть это, спрятать, сменить тему или даже встать, стряхнуть с платья крошки и уйти. Она чувствовала, как ее сердце сбилось с ритма, а грудь снова сковала тяжесть.
Но неожиданно для себя она сказала:
— Мой отец — барон, но… мы потеряли все свое состояние.
— Поэтому тебе пришлось пойти работать в книжный магазин?
— Мне пришлось пойти работать в книжный, потому что я не собираюсь ждать, пока кто-то придет и исправит то, что натворил мой отец. — Эти слова против ее воли прозвучали резко, лицо ее загорелось. — Я не буду сидеть сложа руки и гадать, когда же моя жизнь наладится.
Она сорвала травинку рядом с покрывалом и накрутила ее на палец. Даже если на перчатке останется зеленое пятно, ей было все равно.
— Я знаю, каково это — зависеть от других, — мягко произнес Уильям.
— Знаешь? — Ее взгляд упал на дуб. Наоми с Джеком обходили его по кругу уже второй раз, побеспокоив спящих под ним уток, которые, недовольно покрякав, вразвалочку поковыляли в сторону. — По моему опыту, большинство мужчин понятия не имеют, каково это.
— Видишь ли, моя мать меня не потянула. Отец служил во флоте… — Он слегка поджал верхнюю губу. — Служит во флоте. Он жив. В общем, его слишком часто не было дома, матери приходилось работать, а я был… — Он посмотрел на Эвелин и тут же отвел взгляд. Пожал плечами. — Тогда я и стал жить с дядей Говардом. Сначала планировалось, что на год. А потом один год превратился в три, а три — в семнадцать. На самом деле мне повезло. Я не был сиротой, в работный дом меня не отправили. Меня просто взвалили дяде на плечи как обузу.
— А мама за тобой так и не вернулась?
Уильям покачал головой:
— Вот и весь мой не такой уж секретный секрет.
Эвелин не знала, что ответить.
— Я не думаю, что для мистера Мортона ты обуза. Все видят, что он в тебе души не чает.
— Просто он хороший человек, — сказал Уильям. — И, судя по всему, собиратель потерянных вещей.
Эвелин поймала его взгляд:
— Ты считаешь меня «потерянной вещью»?
— Я нас обоих такими считаю, — тихо ответил Уильям, не отводя взгляда. В уголке его глаза была веснушка, которую она раньше не замечала, и вторая ровно по диагонали — в уголке рта, под контуром нижней губы. — И думаю, что в понедельник нужно будет уравнять условия нашего соревнования.
Эвелин подняла бровь:
— Хочешь сказать, ты научишь меня всем своим