Книжная лавка фонарщика - Софи Остин

— Тогда тебе надо было устраиваться в морг, — сказал Уильям, весело усмехнувшись. — А здесь мы работаем со словами. И тебе нужно научиться их использовать. Всё, иди выбирай книгу.

Эвелин повернулась к стеллажам. Целое море историй, бескрайний океан — а ей нужно было выбрать одну, ту, которая что-то для нее значила. Да еще и такую, которую ей не страшно было бы рассказать Уильяму.

Кожа ее горела. Она сглотнула и подошла к книгам, провела теплым пальцем по переплетам. О книгах она могла рассказать множество историй, однако большинство было связано с ее отцом: именно он чаще всего читал ей вслух в детстве. Ее любимой книгой был «Черный красавчик»[10], а отцу больше нравились приключенческие романы: такие, в которых киты хотят проглотить тебя целиком и в которых густые лианы таят в себе ужасные опасности самых темных уголков мира. Он задувал все свечи, оставляя гореть только одну, и начинал читать. Темнота вокруг сгущалась, а голос его, теплый и мягкий, успокаивал, как плеск волн, накатывающих на берег. Эвелин засыпала, и снились ей темные воды, затерянные пещеры, пиратские сокровища и далекие земли.

Она резко развернулась и ушла от детских книг, от тяжести, сжимавшей ей грудь, к отделу прозы для взрослых, где взяла с полки «Тайну Клумбера» Артура Конан Дойля.

Уильям посмотрел на нее. Его темные глаза впервые глядели на нее с теплом.

— Итак?

— Мы читали ее с мамой в газете «Пэлл-Мэлл», — сказала она, разглядывая яркие серебристые буквы на обложке. — Маме всякий раз после нее становилось тревожно, так что мы ее читали только по утрам, за завтраком, иначе она потом жаловалась, что ночью плохо спала.

— А ты? Тебе она давала спать по ночам?

Эвелин взглянула на него, на его темные глаза в обрамлении еще более темных ресниц, и, поймав его нежный взгляд, неожиданно для себя сказала:

— Мой отец часто читал мне в детстве книги, от которых потом не уснуть, так что со временем у меня к ним выработалась устойчивость. Однако после «Тайны Клумбера» мне захотелось заказать из подписной библиотеки еще пару книг о буддистах — просто чтобы узнать, есть ли у них на самом деле какие-то сверхъестественные способности. — Уголок ее губ непроизвольно дернулся при этом воспоминании. — Оказалось, мистер[11] Конан Дойль весьма преувеличил их силу ясновидения. Не говоря уж о том, что буддисты, как правило, не из тех, кто будет из мести гоняться за тобой через полсвета.

Уильям одарил ее своей излюбленной полуулыбкой.

— Есть у писателей ужасная склонность все выдумывать. — Он отвернулся и наугад взял с полки другую книгу. — А теперь представим, что тебе не нравится вот эта книга. — Он вручил ей экземпляр «Приключений Гекльберри Финна». — Притворись, будто ты терпеть ее не можешь, ненавидишь всеми фибрами своей души. Сможешь это представить?

Она посмотрела на книгу. Такую вполне себе ей мог прочитать отец.

— Кажется, смогу.

— А теперь продай мне ее.

Эвелин прочистила горло:

— Эта книга просто замечательная, и я думаю, что вам стоит ее купить.

Уильям закатил глаза:

— Продавай лучше. Скажи мне то, что я хочу услышать!

Эвелин стиснула зубы:

— С этой книгой вы отправитесь в самое невероятное приключение.

— А теперь добавь что-нибудь личное. Какую-нибудь историю.

— Но у меня нет истории об этой книге, — ответила Эвелин.

— Значит, придумай.

— Я не могу просто взять и придумать историю, Уильям.

— Можешь, конечно! — сказал он с искрой в глазах. — Вот, например: «Я прочитала ее недавно и просто влюбилась. Если бы могла, купила бы ее снова».

— Хорошо, — сказала Эвелин. — Я прочитала ее недавно и просто влюбилась.

— Вот, раз ты в нее влюбилась, значит, мне придется ее купить, — ответил Уильям, широко улыбаясь. — Видишь? Не так уж и сложно, правда?

Она постаралась не обращать внимания на трепет в животе.

— Вообще-то сложно.

— Теперь мы с тобой на равных, — весело произнес Уильям. — Так что, когда я выиграю, я смогу наслаждаться своим превосходством совершенно безо всякой вины.

— О, а мне представляется, что вина тут все же немножко будет, — возразила Эвелин. — Ведь если бы не ты, то и соревнования никакого бы не было.

— Если бы не я, то ты бы просидела без единой проданной книги до самого Рождества.

Эвелин хотела было сострить в ответ, но сдержалась.

— Уильям?

Он моргнул:

— Да?

— Спасибо, — сказала она.

На секунду ей показалось, что он ответит какой-нибудь насмешкой, но вместо этого он улыбнулся ей и сказал:

— Пожалуйста.

Глава 24

В ту пятницу, к концу рабочего дня — а Эвелин ушла на два часа раньше, чем обычно, — она продала девять романов, два периодических журнала и трилогию: последнюю — пожилому мистеру Бейкеру, что было весьма впечатляюще, учитывая, каким мелким для человека его возраста шрифтом она была напечатана. И пусть даже они были соперниками, Уильям поймал себя на мысли, что гордится ей. Задвинув шторы и заперев дверь, он отнес выручку дяде Гови, который сидел за столом у окна в своем кабинете и что-то энергично строчил.

— Просто положи на стол, сынок, — сказал он, не поднимая взгляда. — И я жду тебя в воскресенье на обед. Буду готовить сюрприз из ягненка.

Уильям улыбнулся. Когда он был маленьким, «сюрприз из ягненка» означал, что Гови будет готовить то, что найдется у мясника, — как правило, требуху или какую-нибудь дичь. Но Уильям с Гови звали это ягненком — чтобы изысканнее звучало — и пили некрепкий эль, тоже из изысканных стаканов.

— Значит, до воскресенья, — с теплом произнес Уильям. — Если только ты уверен, что я не нужен тебе в субботу.

Гови покачал головой:

— По субботам лучше работай над этой своей книгой, как договаривались. Уильям?

Он снова повернулся к дяде, который теперь отложил перо и смотрел на него поверх очков.

— Я просто… Я так горжусь тобой, Уилл. Я знаю, что первое время тебе там было непросто, но в конце концов ты сумел пробиться. Ты не сдался, и твои усилия принесли плоды. Я очень горжусь тобой за это.

Уильям улыбнулся дяде уголком губ.

— Спасибо, — ответил он, изо всех сил стараясь не слушать голос, который шептал ему на ухо: «Нет. Тебе по-прежнему непросто. Ты по-прежнему не пробился. Единственная разница теперь в том, что ты еще и стал об этом лгать».

Когда Уильям вышел на улицу, закрыв за собой тяжелую дверь, была уже половина седьмого. Он на секунду замешкался, а