Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

— Куда?

— В Турку. Куда же больше, — смеясь, ответил Фомин.

— Ну, до свидания тогда, — проговорила девушка, подавая руку. Фомин задержал ее руку в своей.

— Так привет-то передавать? — спросил он.

— Конечно. И пусть приезжает. Скажите, что жду...

Демин стоял в стороне. Он знал, что Хельми и Фомин говорят о Сергее Рябцеве.

— Ну, прощай, Хельми.

Сквозь стеклянную дверь было видно, как моряки быстро оделись. Фомин надел свою офицерскую шинель. Демин — бушлат. На бескозырке у Демина развевались черно-желтые гвардейские ленточки.

Тарас Кардаев был встревожен и удивлен: его больше не посылали с газетами к Ленину. Кардаев знал, что ищейки правительства разыскивают Ленина, распускают о нем всевозможные слухи. Имя Ленина мелькало на страницах газет. Контрреволюционное офицерье поклялось искать Ленина до тех пор, пока он не окажется в их руках.

— Что же с ним случилось? Только бы не попал в лапы к сыщикам...

Прошло больше недели, а о Ленине ничего не было слышно. И однажды, проходя мимо дома, где жил Ленин, Кардаев решил зайти и узнать у хозяйки.

Хозяйка дома, тихая пожилая финка, пригласила его сесть. Она только улыбалась, но ничего не могла сказать. Кардаев все же понял, что Ленина здесь уже нет.

«Уж не арестован ли?» Солдат пытался жестами объяснить, о чем он хочет спросить, и несколько раз повторял «жандармы», «полиция»...

— Ниет, ниет...

Финка рассмеялась и покачала головой: нет, нет, слава богу, нет!

Значит, Ленин уехал и находится в безопасности. Но куда уехал?

— Туда-а, туда-а... — махнула рукой хозяйка, и Тарас Кардаев понял, что Ленин уехал в Россию.

КАРПАККО ДЕЙСТВУЕТ

Халоска выливала воду из огромной лохани. Вдруг дверь распахнулась и Тойво крикнул встревоженным голосом:

— Мам, иди скорее!

— Что там опять стряслось? — заворчала Халоска, обтирая края лохани.

— Хлеб... там хлеб разбирают...

— Где, где?

Халоска стала торопливо отвязывать фартук мокрыми руками, которые были до того прополощены, что, казалось, в них не было ни кровинки. Быстро переодевшись в сухое, она с Тойво поспешила к бывшей пекарне Пакаринена, которая принадлежала теперь кооперативу.

Тойво с самого утра стоял в очереди за хлебом. Потом вышел продавец и объявил, что хлеба не будет. Толпа заволновалась. Раздались голоса, что хлеб выпекают каждый день. Только продают его с черного хода господам, как стемнеет, прямо на дом доставляют.

— Ну да? Зачем им это делать? Ведь проще, продавать прямо в магазине, — усомнился кто-то.

Мать Миркку Оваскайнен Эмма с презрительной улыбкой посмотрела на говорившего:

— С какой стати они будут продавать по твердой цене? Ведь с черного-то хода им платят вдвойне. Вот в чем дело.

— Вот именно. Хотят, чтоб народ совсем изголодался, чтоб потом драть с него подороже, — закричал кто-то раздраженным голосом.

— А чего им не драть, раз власти позволяют. Денег у господ хватает. Потому-то нам хлеба и не достается.

— А мы что, с голоду должны подыхать?..

В это время показался патруль рабочей милиции. Впереди, громко разговаривая, шли Аукусти Карпакко и какой-то незнакомый милиционер. Позади неторопливо шагал Анстэн.

— Эти тоже... Ходят с винтовками, форсят. А сами пальцем шевельнуть боятся. Пускай буржуи нас хоть за глотку хватают... — закричала из очереди какая-то женщина пронзительным голосом.

Она нарочно громко ругала красногвардейцев, чтобы те услышали. А Эмма Оваскайнен выскочила вперед и, остановив Карпакко, набросилась на него:

— Ив самом деле! Неужели вы, черт бы вас побрал, не найдете управы на этих дьяволов? Для чего же вы тогда винтовки носите?

— Ты лучше спроси, зачем они штаны носят. Юбки им больше подходят, таким воякам, — крикнул тот же пронзительный голос.

Теперь уже Аукусти задело за живое. Он бросил сердитый взгляд на очередь, стараясь увидеть, кто это кричит.

— В чем дело? Чего вы беситесь?

— В чем дело? Он еще спрашивает. Будто не знаешь? И женщины презрительно посмотрели на Аукусти.

Эмма Оваскайнен стала объяснять ему на всю улицу: — Видишь ли, если нам, то продавать нужно по твердой цене. А им-то хочется содрать побольше. Вот они и торгуют с черного хода, двойную цену берут. Разницу, конечно, себе в карман. Маркканен — известный жулик. Весь хлеб достается богачам: у них кошелек потолще. А наш брат бедняк пусть с голоду дохнет...

Карпакко стал протискиваться к крыльцу. Женщины расступились, пропуская его.

На стеклянной двери магазина изнутри была вывешена бумажка: «Хлеба нет».

— Ну, наверное, и нет его... раз объявление повесили... — рассудил Анстэн.

— Нашел кому верить... — Карпакко с силой нажал звонок.

За стеклом появилось испуганное лицо мальчика. Карпакко велел открыть, но мальчик в ответ помотал головой.

— Вот ироды. Что с ними поделаешь?.. — крикнула стоявшая за спиной Карпакко рослая работница.

— Поставить к стенке нескольких живодеров и шлепнуть. Другие, глядишь, стали бы побаиваться...

Карпакко застучал кулаком так, что стекла зазвенели. К двери теперь подошел старший пекарь. Карпакко повторил свое требование, но пекарь скрылся, ничего не ответив.

Карпакко рассердился. Он обошел дом со двора и стал стучать прикладом в дверь, ведущую в пекарню.

Из открытой форточки струился сладковатый запах свежеиспеченного хлеба. Даже слюнки потекли. А в окно было видно, как в большой печи пылает жаркое пламя.

— Ах, сволочи! Опять печи топятся. Зря дрова переводить они не станут, если муки нет... — зашумели женщины, заглядывая в окна.

«Значит, действительно тут нечисто, если дверь не открывают, — подумал Карпакко. — Сейчас мы все выясним».

— Если вы сию минуту не откроете, я выбью стекла, — сказал он решительно.

— Попробуй, — ответили изнутри.

Карпакко, побагровев от злости, вернулся на улицу. Анстэн понял, что задумал Аукусти, и попытался удержать его.

Но остановить Карпакко было уже невозможно: в таких случаях он не колебался. Он занес приклад и ударил по витрине. Раздался продолжительный звон, в огромное стекло рассыпалось крупными осколками во мостовой. Прежде чем растерявшиеся продавцы успели опомниться, Карпакко, вскочив через разбитое окно внутрь, открыл дверь. Люди с шумом хлынули в магазин.

Пекари и продавцы попытались было задержать женщин в узком проходе между прилавками, но их смели с дороги. Женщины с шумом и гамом бросились в соседнюю полутемную комнату. Это была какая-то кладовая. Боковые полки действительно были пусты, но у задней стены, за белыми занавесками, виднелись свежие буханки хлеба.

Люди бросились к полкам, стали