Рассвет сменяет тьму. Книга первая: Обагренная кровью - Николай Ильинский

Уже далеко за полночь, когда над высоким горизонтом за соседней деревней забушевал красками близкий летний рассвет, молодежь парами начала расходиться по своим заветным тропинкам. Катя долго искала Виктора, который словно испарился с друзьями, и, наконец, решила одна идти домой. Но ее перехватил Оська, сначала уговаривал просто пройтись с ним, а когда она наотрез отказалась, пытался силой затащить ее в кусты смородины, густо растущие вдоль сада Власьевны. Сопротивление Кати еще больше накаляло страсть Оськи. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в этот момент не появился Виктор. Он почти бежал по знакомой дорожке, зная, что Катя именно по ней пойдет домой. Виктор вслух, хотя и негромко, ругал себя за то, что упустил из виду Екатерину. Добежав до сада Власьевны, он услышал возню в кустах и отчаянный голос любимой. Виктор рванулся в кусты, схватил Оську за плечи и с силой оттолкнул от девушки. Завязалась драка. Виктор увернулся от прямой вытянутой руки Оськи и своим кулаком угодил противнику в глаз. Тот охнул, схватился за лицо и отступил.

— Я тебе еще припомню, — погрозил Оська в темноте.

— Иди, иди, — усмехнулся раздраженный Виктор, — теперь тебе с фонарем под глазом хорошо видно и в сумерках… А вздумаешь еще тронуть Катю — отхватишь второй фонарь. Я уж не говорю, если кинешься на меня…

Взяв дрожащую от страха и негодования девушку за руку, Виктор вывел ее из кустов и решил проводить до дома, оставив в смородине все еще скулящего Оську.

Но домой они пошли не сразу, вернулись на окраину села и долго бродили, встречая рассвет. Внизу поблескивал плес, зеркало которого часто нарушалось выпрыгнувшей рыбиной, может быть, карасем или плотвичкой, удиравшими от прожорливых щуки или окуня; темнел над берегом камыш. Уже был забыт надоедливый Оська. Виктор крепко обнял за тонкую талию Екатерину, которая вздрагивала от его объятий. Виктор подумал, что она стала замерзать, снял пиджак и накинул его на ее плечи. На улицах села еще слышались голоса расходящихся пар. Последний раз развернул меха гармошки Митька, и все как-то внезапно стихло. Над селом поплыла светлая прохладная тишина, напоенная запахом трав и ряски. Лишь изредка тишь нарушали чуткие петухи, словно часовые, перекликавшиеся не только по Нагорному, но и по заречным селам. Иногда слышался лай проснувшейся от шороха собаки. Виктор и Екатерина собрались тоже идти домой, как вдруг она резко повернулась к нему и, обхватив тонкими, гибкими руками за шею, быстро зашептала, касаясь горячими губами его губ:

— Не хочу, чтобы кто-то… Я люблю только тебя, одного тебя… Одного на всем белом свете…

Екатерина прижалась к Виктору всем телом. Он тоже крепко сжал ее в своих объятиях, и они упали в прохладную, уже слегка окропленную траву, осыпая друг друга огненными поцелуями. Катя плотно прижалась своей грудью к груди Виктора, ноги их переплелись. Виктор уже ухватился за край ее платья, хотел поднять, как вдруг отшатнулся в сторону.

— Не могу-у-у! — прошептал он с горечью в голосе.

— Витя… — звала Екатерина, протягивая к нему руки и укладываясь спиной на землю. — Витя! Я только тебя люблю и никогда тебя не упрекну… Витя!..

— И я люблю тебя, Катенька, — вставая с земли, сказал Виктор. — Но не могу, Катя, не могу!..

— Ну, почему?

— Как я завтра посмотрю в глаза твоим матери и отцу?

— В Нагорном никто с моим отцом не считается, — тихо и жалобно произнесла Екатерина.

— Мне до других дела нет, но я Егора Даниловича уважаю, — твердо произнес Виктор. — Во-первых, за то, что он твой отец, а, во-вторых, за то, что он оглушил Федула, — не надо издеваться над животными, особенно над лошадьми, я этого терпеть не могу… А мужики в селе дураки, не разобрались, как и что, и исключили твоего отца из колхоза… Пойдем в сельсовет, распишемся, хочу, чтобы ты стала моей единственной, настоящей женой, тогда и… Кстати, — вдруг повеселел он, — забыл тебе сказать: от Ивана пришла первая весточка, он где-то в Приамурье застрял… — И Виктор подал руку девушке, помог ей встать на ноги.

Еще робко, но уже заметно брезжил новый день. Над яркой рассветной полосой нависло невесть откуда появившееся узкое, темное, словно вырванное из крыла пролетавшего грача перо, облачко, с красным оперением снизу, откуда вскоре гигантскими стрелами стали пронизывать небосвод солнечные лучи.

— Что-то мне не по себе, — глядя на это необычное природное явление, заметил Виктор и поежился. — Предчувствие какое-то, что ли?…

На стене в хате Званцовых ходики пробили четыре часа утра. В это время немецкие бомбардировщики начали сбрасывать на советские города тысячи тонн смертоносного груза, на государственной границе загрохотала артиллерийская канонада, лязгая гусеницами и изрыгая из стволов пламя, на советскую землю поползли немецкие танки.

Началась Великая Отечественная война.

Семья Званцовых

I

В письме домой Иван Званцов сообщил, что доехал до места назначения благополучно и работает теперь шофером в леспромхозе Кедровка Амурской области. О подробностях быта и всего прочего писать ему не хотелось. Пока все вокруг было непривычно и люди были незнакомые. И еще одно наводило на него тоску: чем дальше он уезжал от Нагорного, тем сильнее, явственнее вставал перед ним образ Евдокии. Он уже сожалел о разрыве с нею, корил себя, что проявил мягкотелость и не поборолся до конца за свою любовь. Но, как твердил он сам себе, поезд ушел и очень далеко ушел, надо привыкать к необычным, почти фантастическим по красоте местам, к новым условиям работы и проживания в тесном и не весьма уютном бараке.

Безбрежность тайги Приамурья своей первозданностью поражала его воображение. В трех километрах от Нагорного был лиственный лес: дуб, осина, ясень, клен, очень редко березы, много диких яблонь, груш, орешника, черносливов, чьи плоды сводили челюсти от искомы. Здесь же сплошь и рядом хвойные деревья: вековые сосны и ели, пихты и кедры. Много неизвестных Ивану кустарников, в которых распевали разных цветов и размеров птицы. Ворона, дятел, кулик, поползень, синица, сорока, снегирь не могли его удивить, а вот глухаря, сорокопута, клеста, фазана и очень многих других пернатых он видел впервые. То же было и с животными. О кунице, кабарге, изюбре Иван лишь читал и слыхал.

Побывал он