Встретимся в музее - Энн Янгсон
Поглядите-ка, я трещу без умолку о фигурках богинь плодородия, как будто хорошо разбираюсь в этом предмете, хотя не знаю о них ровным счетом ничего. Я знаю только то, о чем рассказал профессор Глоб в текстах и фотографиях из своей книги. Но я не могу не радоваться и не восхищаться заранее тем, что Вам удастся открыть, тем, что Вы зафиксируете и классифицируете, всеми связями, которые Вы сможете установить между отдельными статуэтками или между статуэтками и племенами, которые их создали. Скоро Рождество (поверьте, это относится к делу, не бросайте читать), так что я ощипываю и разделываю индеек и гусей для продажи в местных мясных лавках и палатках. В это время года у меня всегда полно работы. В часы, свободные от готовки и сервировки стола, я работаю в птичнике, иногда до самой поздней ночи, потому что ощипывать и разделывать тушки птиц, убитых днем, нужно, пока они еще теплые. Занимаясь этим, я думаю о Вас, представляю настольную лампу, освещающую блокнот, в котором Вы делаете свои записи, а еще компьютер с текстами и изображениями на светящемся экране. Я вижу Ваши пальцы, как они стучат по клавиатуре или берут ручку. Представляю, как Вы кладете под лампу ту или иную книжку, чтобы проверить какой-нибудь факт, добавить пару подробностей к тому, что Вам уже удалось узнать. И я смотрю на свои руки, красные от холода и индюшачьих потрохов, на мертвых птиц, освещенных лампой под потолком сарая, или на уже приготовленную еду – зависит от того, выбираю ли я видеть то, что меня окружает, таким, каково оно прямо сейчас, или таким, каким оно станет через час.
Предполагаю, Вы ожидаете, что я вот-вот начну стенать о том, как жизнь могла завести меня в этот забитый перьями и пухом сарай, а Вас привела в тихий и теплый кабинет. Но на самом деле у меня более глубокое чувство и более сложное отношение к этим двум ситуациям. Я никогда не сопротивлялась необходимости заниматься индюшками и гусями. Процедура, связанная с их подготовкой к продаже, состоит из отдельных задач, и, проделывая последовательно каждый шаг, я подхожу к успешному завершению своей миссии. Подготовка птиц к Рождеству – это семейное событие. Кто-то играет в «Монополию» или загадывает друг другу загадки, мы же убиваем, ощипываем и разделываем тушки птиц. У нас на столах суп сменяют бутерброды, мы постоянно подливаем кофе и нарезаем новые и новые пироги. Радио настроено на волну с рождественскими песнями. Мы чувствуем, что достигли чего-то сообща, коллективно, и это лучше, чем испытывать триумф в одиночку. Это не я одна добилась успеха, я заняла достойное место в конвейере, приняла участие в общем деле. Конечно, во всех прочих случаях я не могу не мечтать о том, с каким восторгом я бы раскапывала факты и создавала бы историю, опираясь на них. В одиночестве, в тишине. Возможно, однажды я и буду сидеть за письменным столом, разбирая обрывочные сведения. Буду планировать и сочинять, а не ощипывать и свежевать. Я готова ждать этого момента, как встречи с горами или с пропущенными ягодами малины на ветках. А пока я наслаждаюсь мыслью о том, что все это досталось Вам, и с Вашей помощью представляю себе другую жизнь, которую Вы проживаете вместо меня.
Рождество, как я уже сказала, время суеты. Я поеду в Инвернесс после праздников, когда вся еда будет съедена, все напитки выпиты, а украшения, такие яркие и праздничные поначалу, превратятся в мусор, который пора убрать. Возможно, к моменту моего отъезда малышка Биргитт уже родится. Тогда нас с Вами ждут два радостных письма: мое – о путешествии, Ваше – о ее появлении на свет.
С большой любовью,
Тина
Копенгаген
14 декабря
Мой Дорогой Друг,
если мой английский в этом письме будет слабоват, я рассчитываю на Ваше снисхождение. Я так устал, но не могу не написать Вам прежде, чем пойду спать. Так случилось, что я теперь не могу как следует понять себя, пока не поговорю с Вами.
Позавчера вечером я ужинал, когда зазвонил телефон, как я и боялся. Звонил друг Карин по имени Йеспер, муж Софии. Кажется, я Вам о них рассказывал. Карин говорила мне, что возьмет на роды Софию, поэтому, когда услышал по телефону слова «Это Йеспер», я решил, что малышка уже родилась. До предварительной даты родов оставалось две недели, вовсе не критично, как мне казалось. Но Йеспер сообщил, что ребенок еще не родился и что ситуация серьезная. Карин была в больнице, врачи делали все от них зависящее, но Йеспер не знал точно, в чем там дело. Не знал, насколько положение критическое. София, по словам Йеспера, была рядом с Карин.
Я тут же сел в машину и поехал в Копенгаген. Из Силькеборга туда можно добраться за три с половиной часа. Было очень темно, за лобовым стеклом сплошная чернота, только появляющиеся время от времени вдоль дороги огоньки, которые летели мне навстречу. Но в основном было просто темно. Я всю дорогу ехал в тишине, остановился только один раз, чтобы купить кофе и заправиться. Радио слушать я не могу, потому что какой смысл в любой музыке, если у меня вот-вот отнимут Карин? Я с трудом поднимал глаза на других людей на заправке, ведь какое они имели право быть живыми, если мне предстояло потерять дочь? Единственная мысль, которая не давала мне впасть в отчаяние в те часы, была такова: если дочка покинет меня, Вы приедете в Данию. Я не смог бы справиться с таким горем в одиночку.
Когда