Улица Космонавтов - Роман Валерьевич Михайлов
— Да не боись, колода чистая. Смотри, как это делается, сейчас научу.
Делалось это удивительно просто. Когда карта подносится к ладони, ее красные-черные метки отражаются на коже. Ладонь кажется неровной, мятой, но в ней все равно есть отражение.
И спустя столько лет я снова сидел и нюхал карты. Гена сказал, что готов меня обучать в случае, если я докажу серьезность. Вот, колода карт — велосипеды. Самые популярные карточные колоды — пчелки и велосипеды. Надо носить с собой эту колоду в течении полугода и при любой возможности ее тасовать.
Когда летал на самолетах, крутил карты, смотрел на линии-морщинки на пальцах. Можно приложить стопку карт к среднему пальцу, и на нем будет четко видно, сколько карт в стопке. Там отметка на двадцать карт — линия. У тела много недостатков. Может быть большой рот, сломанный болтающийся палец, жирный живот. Все это можно использовать в танце. И линии на пальцах можно использовать в картах — как естественные линейки. С телом живешь день за днем. Тело — как ум, но оно и тоньше, и грубее. Оно лучше понимает погоду, к примеру. Просыпаешься с затекшими руками, расплавленными ногами, железной головой — а это погода изменилась. В детстве учили, что умершие снятся к изменению погоды. Помню, бабушка беседовала с одной старушкой, рассказывала ей свой сон про умерших. А та поддакивала, душевно кивала и приговаривала «погода, погода».
Прошло полгода, мы встретились с Геной, я достал колоду карт. Он внимательно посмотрел и сказал, что уже по самой колоде видно, насколько я интенсивно работал, а увидев, как я делаю некоторые перекидки, покивал и утвердил: серьезность доказана.
Он начал обучать меня трюкам, работе с вниманием, карточным манипуляциям, рассказывал про говорящие головы, оживление вареных раков, летающих пингвинов. Бывало так, я придумывал из головы трюк, звонил Гене, рассказывал, он выслушивал, обдумывал, предлагал, как такое можно сделать. Казалось, дна в этом деле не существует. Есть десятки методов форсировать выбор конкретной карты, причем у зрителя внутри будет полная иллюзия свободы выбора, есть сотни методов обнаружить нужную карту в колоде.
Гена рассказывал о ворах. Порой мы гуляли по вокзалам, я его просил показать воров. Он медленно обходил пространство, а затем шептал «тот, в углу, и еще вот этот». Вокзальные воры владеют двумя-тремя методами, оттачивают их годами, а вообще в воровском мире с десяток стандартных мулек, как срезать кошелек. На моих глазах Гена снял с одного человека часы, тот не заметил, затем отдал обратно, объяснив, что надо быть внимательнее.
Жил Гена за городом, в своем доме. Одна комната была заполнена всевозможной литературой по иллюзии, фокусам, колодами карт, реквизитом, еще в одной комнате жили белые голуби. Я подержал в руках белого голубя и чуть не расплакался.
Мы сидели у него в домике, пили кофе, кушали шоколадные сырки, говорили о волшебстве.
— Сейчас ты удивишься.
Гена подошел к шкафу и достал оттуда старинный чемодан.
— Как думаешь, что в нем?
— Страшно предположить.
Это оказался патефон. Гена покрутил ручку, поставил пластинку. Заиграла музыка. Это была песня военного времени. Старая-старая, душевная. Под такие песни, наверное, танцевали лет 70 назад. Гена стал пританцовывать под эту странную песню.
— Вот мы с тобой и в военном времени. Великая Отечественная Война. Музыка души. Ты удивлен?
— Да.
Дальше Гена объяснил, что первый этап владения картами начинается со следующего. У тебя появляются мозоли от работы с картами, надо продолжать работать, добиться того, чтобы мозоли сошли, а на их месте появились новые — вот тогда случится первый этап. Вторые мозоли — первый этап, все четко.
Гена сказал, что в мире иллюзии в год появляется всего парочка оригинальных трюков, а все остальное — копирование и манипуляция готовыми формами. Как только кто придумывает новый интересный иллюзион, сразу же это дело покупается по всему миру и используется в шоу. Большая индустрия. На громких иллюзионистов работают бригады по несколько десятков человек, которые остаются незаметны во время шоу. Мне показалось естественным, что надо уходить от эстрадной эстетики. Блестки, лучики, полуголые ассистентки, ящики, фраки, трости — это же вообще. А белые голуби — нет, они другие.
54. Отвар.
— Бенгалия уже не та. Это уходит.
Друг произнес эту фразу и грустно покачал головой. Он сам родом из Бирбхума, провел детство рядом с Рампурхатом, неподалеку от Тарапитха и мест Нитьянанды. Современные бенгальцы часто пересказывают рассказы своих родителей и бабушек о встречах с призраками, о магических днях, волшебниках. Типа, когда было тяжело в семье, с деньгами, с едой, зашла в гости женщина. Откуда она пришла, никто не знал, видели только, что она танцевала во дворе. Она как пришла, так и ушла, а с тех пор дела сдвинулись с места, семья как-то вышла из трудного положения.
Все наши летние планы поехать в ассамскую деревню колдунов Майонг рухнули. Закрутились, запутались в себе.
Миша встретил на Белорусском вокзале. Пошли с ним в столовую, похожую на советскую, с ворчащими уборщицами, гречкой, свекольными салатиками. Миша — известный писатель, но когда мы встречаемся, мы обсуждаем в основном мистицизм и драки. Литературу тоже.
— Самобытных ритмов не так уж много. Если появляется доступный самобытный ритм, он сразу же копируется.
Напомнило слова Гены про иллюзионы и секреты фокусов.
— Вчера на вокзале ползал человек без задницы. Очень страшно. Вместо ног два маленьких обрубка. Причем, это не как у инвалидов, у которых ноги оторвало, видно, что это что-то болезненное, природное.
Миша рассказал про непальское оружие, заточки кинжалов и тесаков.
— Бенгалия уже не та. Это уходит.
Вероятно, «это» не уходит, оно остается там же, просто доступ к нему растворяется. Если правильно выстроить знаковую систему, откроется и самобытный ритм, и оригинальные фокусы, и доступ к «этому». Из знаков сварим отвар, которым будем мазать пространство вокруг, чтобы оно светилось.
Миша внимательно выслушал мои монологи о выстраивании нового знакового кода, отметил, что из литературы уходит сила, что носителем нового знакового кода вероятно будет далеко не текст. Это не столь важно, собственно. Светящаяся поверхность, намазанная нашим отваром… кого волнует ее структура, ее складки или ее топология. Важно то, что мы знаем, что она существует, а дальше готовим отвар и вслепую пытаемся ее мазать.
