Причуды старика - Флойд Делл

— Да, — с жаром подхватила она. — Это гораздо интереснее. Вам приходилось когда-нибудь читать о русских нигилистах?

Да, он читал. Его отец был членом либерального американского комитета, поддерживавшего связь с русскими эмигрантами и устраивавшего митинги, на которых присутствующие развенчивали царизм и вслух мечтали о конституционном правительстве в России. В библиотеке отца была книга Степняка, и когда Дэв еще мальчиком стал ее читать, одна из теток ее отобрала, как неподходящую для ребенка. Потом он отыскал ее в общественной библиотеке и там дочитал до конца.

Быть может, благодаря этому воспоминанию он и относился снисходительно к пропагандистской деятельности Энн Элизабет. В Энн Элизабет он видел девушку-нигилистку из романтической повести Степняка. После смерти отца воспитанием Дэва занялись его тетки — старые девы, и эти ранние воспоминания были для него так мучительны, что он предпочитал о них не думать и никогда не делился ими с Энн Элизабет. А сейчас он сознательно игнорировал явное желание Энн Элизабет побеседовать с ним о волнующих вестях из России.

— Не вижу, какое отношение к этому имеют нигилисты, — грубо сказал он. — Я не о древней истории думаю. В настоящее время идет война, и русская революция несомненно на нее повлияет.

— Да, конечно, — с увлечением заговорила Энн Элизабет. — Но как? Россия потребует заключения мира без аннексий и контрибуций…

— Россия воевать не будет — этим все сказано! — заявил он. — И если мы не хотим, чтобы Германия победила, Соединенные Штаты должны немедленно объявить войну. Еще месяц — и мы будем сражаться вместе с союзниками…

— О, так вот почему вы придаете значение русской революции! — холодно сказала Энн Элизабет.

— Да, — упрямо подтвердил он.

Конечно, к этому он мог кое-что прибавить, но сейчас рано было ей говорить.

— Для меня русская революция имеет другое значение, — рассеянно произнесла она.

— Какое?

— Не знаю, сумею ли я вам объяснить, Дэв. Мы говорим на разных языках… Тирании, жесточайшей тирании в мире пришел конец… В России — республика, быть может — социалистическая… а вы, — с горечью добавила она, — только и можете говорить, что о бессмысленной, нелепой бойне между двумя империалистическими станами!

Дэв молчал… В сущности не о войне он думал, а о самом себе. И… ему казалось, что девушка, которую он любит, тоже могла бы о нем подумать. А ей и в голову не приходило задать себе вопрос, что ему теперь грозит… Нечего было ждать от нее сочувствия… Будь на ее месте другая, он пришел бы и прямо сказал: «Ну, теперь уже ясно: войны нам не миновать!» А она бы поняла сразу и воскликнула: «И вы пойдете на войну! О, Дэв! Как бы я хотела, чтобы вы остались!» Вот тогда он бы мог поговорить откровенно, сказать, что никогда не хотел быть героем и на войну итти не хочет, но и отец и дед его были солдаты; война — действительно гнусная бойня, но нужно с этим покончить; сейчас настал такой момент, когда мужчина должен исполнить свой долг, а счастливейшим днем в его жизни будет тот день, когда по окончании войны он сможет вернуться домой и сказать ей, как сильно он ее любит…

Да, вот что сказал бы он любимой девушке, если бы этой девушкой была не Энн Элизабет, а другая… Ну, так почему же он не может пойти и сказать это другой? Почему суждено ему было влюбиться именно в Энн Элизабет? Да, для него она была единственной девушкой в мире!

— Я не могу смотреть на войну с вашей — космической точки зрения, — сказал он и, не совладав с собой, добавил: — Меня она близко касается.

Он опустил глаза, пристыженный: ведь эти слова были чуть ли не мольбой о сочувствии! Он не видел, какое это на нее произвело впечатление: горящие глаза ее потускнели, словно она осознала грозившую ему опасность, о которой он не хотел говорить. Он не видел, как она, охваченная жалостью, невольно протянула ему руку. Не видел он и того, как опустилась ее рука, как Энн Элизабет закусила губу, словно хотела побороть в себе женскую слабость. Он поднял голову только тогда, когда услышал ее голос, холодный и сдержанный:

— Я рада, что вы сегодня пришли. Рада, что мы с вами поговорили о русской революции. Теперь, мне кажется, мы друг друга понимаем. Мы — разные люди, Дэв.

— Вздор! — вспыхнул он.

— Нет, не вздор. Нас разделяет пропасть, и сколько бы мы ни говорили, моста нам не перебросить. Я всегда это подозревала, а теперь убедилась, что положение безнадежное. Я это знала только умом, а теперь чувствую всем своим существом. Звезда взошла на востоке… звезда не для одной России, а для всего мира… но вы, — ледяным тоном добавила она, — даже не видите ее!

Он вскочил и в упор посмотрел на нее, а она забыла, о чем хотела еще сказать… кажется, о том, чтобы больше не встречаться… Он подошел к ней, и она встала, слегка испуганная, но посмотрела на него гордо и презрительно. Еще секунда… и он держал ее в своих объятиях и страстно целовал.

— Нет, нет! — задыхаясь, крикнула она.

Неожиданно он ее выпустил.

— Простите! — сказал он и направился в переднюю.

Она перевела дыхание и последовала за ним. Спокойно протянула руку и сказала:

— Прощайте.

Он пожал ей руку.

— Не знаю, что вы хотите сказать этим «прощайте», но меня вы еще увидите. Это только начало…

Он вышел, пристыженный и вместе с тем ликующий. Да, эту девушку он еще научит уму-разуму! Она должна знать, что для нее есть в мире кое-что поважнее русской революции…

2

Дня два спустя м-р Уиндл со своим другом Джо возвращался около полуночи с митинга, который был устроен в ознаменование свержения царизма. Публика собралась разношерстная — и радикалы и либералы.

Пока они шли по тихой, залитой лунным светом улице, Джо с подчеркнутым цинизмом говорил о русской революции.

— Пари держу, что опыт не удастся, и не пройдет и месяца, как старая банда вернется к власти… Но допустим, что революционеры устоят… ну, что ж! В конце концов все останется по-старому. В России будет республика, но… так ли уж велика разница?.. Да, пожалуй, разница есть… В настоящее время Россия — страна в экономическом отношении отсталая, а тогда она будет модернизирована… американизирована. Вся Россия покроется фабриками и заводами, а сыновья крестьян сделаются фабричными рабочими. Да,