Письма с острова - Татьяна Борисовна Бонч-Осмоловская
Когда в комнату проникал аромат свежесваренного кофе, Марина оттаскивала комод от двери и выходила навстречу утренним лучам. В лесу щебетали птицы, луг колыхался под дыханием ветерка или оттого, что по земле ползли сонмы ящериц, змей и пауков. Первым делом Марина кормила изнывающего от ночных лишений кота, немедленно после завтрака тигром исчезающего в дремучей траве.
Марина завтракала сама и садилась за работу, одно письмо в день, каждый день. Она нумеровала письма, проставляя в верхнем правом углу числа, записанные в ее собственной, самолично ею придуманной системе счисления, которая основывалась на определяемом общей физиологией числе десять, а также на произвольном числе семнадцать.
Но сначала завтрак. Марина усаживалась на раскачивающуюся скамейку садовых качелей и, твердо удерживая в руке с оттопыренным мизинцем чашку кофе, выпивала целый кофейник, заедая блаженный напиток круассанами, сэндвичами с мармеладом, печеньем с вареньем и ананасами с рябчиками. Удивительно безвкусные были рябчики, мелкие и костистые, с недовыдерганной шерстью и колючей ломкой чешуей.
Марина хотела пожаловаться на них невидимому кормильцу, но не умела к нему, к ней, к ним обращаться.
Ананасы, впрочем, были ей по вкусу – сладкие и сочные, с едва ощутимыми на вкус косточками. Она высушивала полупрозрачные семечки и выкладывала из них мандалы на полу веранды. Ее нравилось смотреть на них на закате. К следующему утру ее картины исчезали: не то ветер сдувал, не то забирали благодарные хозяева. В такое утро на подносе оказывался какой-нибудь милый пустячок: алмазная пирамидка, жемчужное ожерелье или фиолетовый с искрами опал размером с лебединое яйцо. Марина улыбалась, забирая подарок. Да, орнамент им понравился.
Она думала составить каталог этих сувениров, описывать свои произведения и анализировать быт на острове, хотя бы культурные пристрастия аборигенов, исходя из их подарочных наборов. Однако химической лаборатории у нее не было, а мандалы удавалось собрать только раз от разу, так что обратные дары аборигенов были редки и не поддавались каталогизации.
Вообще говоря, эти камешки и пирамидки могли быть и природными объектами, случайно найденными местными жителями. Или ветер приносил на веранду странные предметы, вместе с обычными фруктами и кофейниками, и вдобавок забирал и разбивал посуду. В общем, исходя из обнаруженных артефактов, Марина как добросовестный исследователь категорически не могла составить хоть какое-либо заключение о характере и свойствах субъектов ее исследования. И она оставила беспочвенные предположения и сфокусировалась на своем асемическом письме.
Работала она за столом у окна. Окунала острозаточенное перо в собственноручно приготовленную тушь и старательно заполняла листы иерограммами, гетерографами и прочими почеркушками. Сначала, на первой сотне страниц, она поминутно останавливалась и выглядывала во двор, переживая, как там кот. Но животное отсутствовало день и возвращалось вечером с точностью заведенного будильника. Спустя минуту после звяканья подноса с ужином, таинственным способом доставленного к двери, животное невнятным мявом оповещало Марину о себе. Мяукать громче ему обыкновенно мешала полузадушенная ящерица, или мышь, или склизкая жаба, свисающая из пасти и вяло волочащая конечности по земле. Пару раз кот приносил мелкие крапчатые яйца, и Марина давила их, не дожидаясь, когда вылупятся неведомые твари.
– Как только тебе не противно брать в рот такую гадость, – усовещала она зверя.
Но кот только требовательно смотрел на нее, требуя ужин, раз уж отобрала добычу. Марина сметала полутрупик с веранды, и тот ковылял прочь, или валился в траву, постепенно приходя в себя и набираясь сил, чтобы уползти. Или так и оставался лежать, пока муравьи и свежая трава не скрывали его. Это было негигиенично и могло привлечь змей и пауков, и однажды, после написания круглым счетом двести восемьдесят девятого письма, Марина собралась и выдрала всю траву и мелкие кусты в радиусе десяти метров от дома. В самом деле кусты, не гигантские пихты и эвкалипты, возвышающиеся вдалеке. Кот внимательно следил за ее действиями и, кажется, одобрял внезапное окультуривание территории.
Трава вокруг дома была густая и сильная, а местами и колючая, хоть и выросла на сухой глине и песке поверх слежавшегося в камень песчаника. На голом песке змеи, разумеется, тоже могли завестись, но по крайней мере их будет легко заметить, решила Марина и с тех пор поддерживала участок в идеальном порядке, ежедневно обходя то, что считала своими владениями, на предмет подброшенных яиц, змеиных гнезд и войлочных облаков паутины.
Если бы у нее была такая возможность, она залила бы площадку бетоном, но бетона не было, бетономешалки не было, а коммуницировать с невидимым кормильцем, кормилицей, кормилицами, чтобы получить что хотела, она не умела. Но теперь, когда пространство оголилось до ровной рыжей поверхности, она выходила иногда во двор, а не сидела все время в доме, где едва помещались кровать, стол и комод, а теперь еще и бутылки с посланиями.
По счастью, еще в первые дни на острове Марина разобрала завалы, оставшиеся после предыдущего постояльца, вернее – постоялицы, ибо эти мусорные груды состояли из платьев нелепого покроя, кричащих цветов и слоновьих размеров, а также сотни безобразных кукол. Первым делом Марина вытащила пищалки, будившие ее посреди ночи пронзительными призывами к маме, а потом и всех кукол вынесла за дверь. За пищащими уродинами обнаружились два десятка скособоченных кукольных домиков, Марина разобрала их на стенки и планки и тоже отправила в мусорные мешки. За домиками показалось пыльное облако конфетных оберток и холмы тараканьих экскрементов с вкраплениями обгрызенных пряников, за ними хрупкий скелет дракона, вероятно, из сахара и марципана, а также безглазый медведь и бесхвостый ослик. Последних Марина почистила, усадила на окрашенный нежной яблочной зеленью подоконник и беседовала с ними перед сном, делясь откровениями дня.
Где-то между этими культурными слоями она обнаружила рукописную открытку, изображающую заснеженный сосновый лес такими уверенными беглыми мазками, словно бы художник рисовал с натуры. Однако ни сосен, ни снега на вечнолетнем острове не наблюдалось, насколько Марина могла судить, выглядывая за ядовито-малиновую оконную раму.
Очистка от сладкого мусора означала и прекращение паломничества крупных, с ладонь, тараканов, имевших обыкновение по ночам тяжело маршировать по полу. Они смущали Марину слаженностью движений, боевым скрипом и металлическим блеском
