Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский
Отец рассказывал, что Илья был талантлив и сам мог со временем стать артистом, поскольку всегда увлекался театром. У отца тоже были такого рода увлечения, мальчиком он даже играл казачка в каком-то спектакле Мейерхольда, выбранным среди других воспитанников детского дома на эту роль самим маэстро, но жизнь распорядилась иначе. Да и маэстро, уже после того, как отыграли несколько спектаклей, не советовал мальчугану становиться актером: очень беспокойная и ненадежная профессия.
В результате отец пошел по технической линии, а брату Илье вообще не повезло: пропасть без вести во время войны в любом случае означало либо гибель и братскую могилу неведомо где, либо какие-то смершевские дела и тоже гибель где-нибудь в отечественных застенках, либо плен и далее концлагерь… Правда, мог выпасть и счастливый билет, то есть выжить и выбрать себе какое-то другое место проживания, то есть поменять судьбу – шанс из тысячи.
Такие истории случались. После освобождения американскими войсками кое-кто из бывших заключенных немецких концлагерей попадал в лагеря для перемещенных лиц, просил политического убежища и потом, если удавалось, перебирался в Израиль или Штаты, если где-то отыскивались родственники и даже без них. Однако все это было покрыто мраком неизвестности. Если бы дяде удалось-таки выжить и обосноваться в другой стране, а тем более обзавестись собственным бизнесом и подняться, то почему он не дал о себе знать прежде?
Впрочем, и на это можно было найти ответ: не хотел подводить близких, которыми наверняка бы заинтересовались органы, отслеживающие нежелательные контакты сограждан с иностранцами. Короче, всякое могло быть, даже самое маловероятное.
Если говорить вообще про родственников, то я, в отличие от родителей, предпочитал не родственные связи, а дружеские. Ну хорошо, пусть родственник, какая-то седьмая вода на киселе, но если тебя с ним связывают только неведомые хромосомы и гены, а не какое-то общее прошлое или интересы, пристрастия, симпатии, то что толку? Иногда даже родные братья становятся чужими друг другу, если между ними нет духовного контакта и понимания, сколько таких историй. И не только братья или сестры, но даже родители и дети.
Родство по крови – что-то рудиментарное, если так можно выразиться. Наверно, в нашей достаточно патриархальной семье я был уродом, поскольку не питал особенного тяготения к родственникам, многие из которых просто казались не очень интересными, скучными, банальными, поэтому участие во всяких расширенных семейных посиделках становилось для меня наказанием и я всячески пытался от них уклоняться.
Родители сердились, настаивали на моем присутствии, но почти всегда отыскивался повод отвертеться, ссылаясь на уроки, важные встречи, еще что-то. И если даже улизнуть из дома не удавалось, то в любую удобную минуту я скрывался в соседнюю комнату, что, естественно, не могло не вызывать некоторое недоумение.
Не думаю, что кто-то из гостей обижался, потому что не так уж я был им всем нужен, разве что только родителям, культивировавшим семейное единение, которое я невольно дискредитировал.
Короче, чужой среди своих, и переделать меня было трудно, хотя попытки такие делались постоянно. Конечно, к разным родственникам я и относился по-разному: кто-то вызывал некоторый интерес или симпатию, но в целом, если честно, не особенно трогало.
Конечно, история с пропавшим без вести братом отца – совсем другое, да и информация о нем как о личности крайне скудная. Отец почти ничего не рассказывал о брате, неизвестно еще, какие у них были отношения. После смерти деда мать в одиночку не справлялась одна с тремя детьми, и отец как самый старший через каких-то родственников был определен в детский дом в Москве, а Илья, младше на пять лет, вместе с сестрой, которая была еще младше, остались с матерью в своем городке.
Понятно, Илье досталось больше материнской ласки и внимания, но это не повод для обид и камня за пазухой. Думаю, что отец просто не хотел делиться тогдашними своими переживаниями или просто предпочел забыть про них. К тому же и у него было всего в жизни достаточно, начиная с Ленских приисков и фронта, чтобы забыть о них. Когда я видел отца печально-задумчивым, мне почему-то казалось, что именно в эти минуты он о чем-то вспоминает не очень приятном, и хотелось утешить его.
Если я и представлял Илью, то исключительно как почти литературного героя. Конечно, фотография придавала его фигуре некоторую реальность, но и только.
Он понравился мне тогда, когда я мальчишкой впервые увидел его на фото, нравился и потом, хотя это могло быть и без всякого родства: просто видный молодой мужчина, который вполне мог быть и совершенно посторонним. Однако я понимал, что это брат отца, видел в чертах лица сходство, а значит, все-таки родственник – значит, мы как-то связаны.
Еще я сочувствовал Илье, догадываясь, какую тяжелую участь приготовили ему обстоятельства. И если ему вдруг повезло, если удалось выскользнуть из железных объятий рока, то, значит, такова была воля Господня, а Его планов никто не знает и знать не может. И если меня сейчас пытались подсадить на сомнительную информацию про наследство, то и на это тоже была чья-то воля, вот только чья?
Вот если бы брат отца был жив и сам объявился, сам разыскал меня или отца, то тогда другая история. Живой человек, которого все уже давно и почти окончательно похоронили, – вот это был бы сюрприз и настоящий праздник.
Еще было известно, что Илья, тогда еще не достигший призывного возраста, в самом начале войны ушел к партизанам. Если и в регулярных войсках пропадали без вести, то в партизанах это было еще проще, потому что о них вообще мало было информации. Их отряды были не очень многочисленными и действовали в лесах, передвигаясь там на свой страх и риск, без какой-либо координации сверху. Это не значит, что там царила анархия, вовсе нет, там тоже была жесткая иерархия, кто-то командовал, кто-то комиссарил, и все-таки по сравнению с армией, можно предположить, там было привольней. Хотя воевали там не менее мужественно, а часто и более талантливо, если так
