Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров
Андрей Тимофеевич с удивлением понимает, что ему довелось лицезреть загадочного Митяева. Но что символизирует данное событие, удачу или фиаско? Старческое сердце гулко колотится в предчувствии чего-то грозного. А вот мне, милая, так и не посчастливилось застукать Митяева за работой…
Заметив нежелательного свидетеля, творец издаёт подбитый птичий крик, роняет банку, которая с гниловатым хрустом раскалывается об асфальт. Лицо у Митяева дегенеративное, плаксивое. Жидкая бородёнка не добавляет мужских черт, а лишь подчёркивает бабьи. Кисточкой, как магическим жезлом, Митяев тычет в Сапогова и неожиданно кричит на демоническом:
– Кшта-ха-ар магул а-алум! Н-н-н-н-н! – после чего босым галопом улепётывает.
Звонкие шлепки ног эхом разносятся по подворотне, потом пропадают; художник-безумец ушёл цветниками. Слово «Юдоль», проступая из маргинального небытия, кроваво подтекает по бледной, как напудренная старушечья щека, штукатурке.
До официального открытия слёта ещё полчаса, но возле ДК суетно. Неужели это всё колдуны, ведьмаки и чернокнижники?! Сложно представить, что их действительно так много! Просто ещё область съехалась и делегаты окрестных городов.
Преобладает средний возраст, кому под сорок; но предостаточно и бойкого старичья с шумной молодёжью. Маги в летах одеты без лишней вычурности. Соблюдают мудрое правило маскировки и конспирации, идущее из глубины веков; колдующий не должен привлекать к себе внимания мирян. И правда, хватит того, что боженька шельму метит: что ни ведьмак, то с рыжей копной или косоглазием, горбиком в плечах, бородавкой на кончике крючковатого носа, сросшимися пальцами, отчего кисть напоминает гусиную лапку, с отвислыми крупными ушами – непримечательные мелкие уродства. Среди девиц, впрочем, попадаются иногда настоящие красавицы; но с большой долей вероятности это морок, накладная личина, а под ней рыло и оспины.
Старики одеты сообразно доходам – не отличишь от обычных пенсионеров. Молоденькие же колдуньи разряжены по последней моде из какой-нибудь «Бурды» – в коротких юбках или джинсах; словно ёлки обвешаны яркой бижутерией, на головах сумасшедшие начёсы или химические «каскады». Парни зачастую выглядят как неформалы: лацканы джинсовых или кожаных курток в каких-то значках, на шеях цепочки с сатанинской символикой, хотя довольно и традиционалистов в скромных серых пиджаках или унылых, домашней вязки, свитерах.
В целом царит атмосфера праздника, рабочей маёвки. Колдуны разбились на группки. Общаются, поют, даже выпивают – ну а как без этого?!
Чего только не услышишь на колдовском майдане! Вон приезжие старухи, ну совершеннейшие бабки-ёжки, выводят ладными частушечными голосами:
– Здравствуй, дедушка Христос, – борода из ваты!.. Ничего-то не принёс!.. И-и-эх!.. Иудей Распятый!..
Молодые ребята, похожие на студентов, веселят себя речёвками – вроде пионерских или футбольных.
– Кто мы?! – начинает заводила.
– Научные атеисты!.. – откликается хор.
– Чего мы хотим?!
– Расстрелять Бога!..
– Когда мы это хотим?!
– Прямо сейча-а-ас!.. – и сами себе аплодируют.
Сколько нелюдей собралось в одном месте! Вот встретились два пожилых ведьмака, странно, как-то навыворот, обнялись.
– Земля погостная, сила перекрёстная! Иваныч, здравия тебе!
Так повелось в этой отверженной среде – обращаются друг к дружке по инициатическому отчеству.
Иваныч в свою очередь приветствует коллегу:
– Сколько лет, Валентиныч, сколько порч!
– Сатана со счёту собьётся! Недавно очередную провернул! На землице погостной!
Ох и крепка такая порча, почти наверняка насмерть! Но мало кто знает, что магическая активность земли с могилы – тринадцать часов. А после она как севшая батарейка.
– Так если собрать с семи могил да смешать, тогда срок действия такой землицы увеличится аж до трёх суток! – дельно возражает Иваныч.
Изводишь, допустим, какого-нибудь Витьку, правильно отыскать тринадцать могил, где покоятся Викторы; то есть земля должна быть с соимённых захоронений. Нет на кладбище Викторов в нужном количестве – подойдут просто мужские могилы, но эффект, понятно, будет уже не тот…
– И не забудь сказать: «Заклинаю именем тринадцати и тринадцатого! Нима!..»
«Нима» – это аминь наоборот.
Чего только не услышишь на колдовском майдане! Не зевай, Андрей Тимофеевич, мотай, что говорится, колдовскую науку на отсутствующий ус.
Хочешь вызнать, как сделать бесовскую икону? Да пожалуйста!
– Пойди в понедельник в церковь и купи икону без сдачи. Дома поставь её вверх ногами в чёрный угол и на полную луну начинай хуление и оплёвывание! Потом выколи образу глаза и подмалюй клыки…
Магический ритуальный кинжал?
– Выбираешь в хозмаге любой подходящий по размеру нож. Дома красишь ручку в чёрный цвет, берёшь петуха и идёшь в полночь на перекрёсток. Там режешь птице голову и приговариваешь: «Чёрный нож востр да прочен, на гнилые порчи заточен…»
– Колдовской топор сделаю… – бормочет Сапогов. – Или молоток! Прочен молот, вражеский череп расколот! – на ходу сочиняет заклинание.
Извести неугодного человека?
– Возьми куриное яйцо, покрести его именем своего недруга. Но всё строго по обряду, как у попов! А потом снеси на погост это крещёное яичко да похорони в соимённой могилке!
– Маета сплошная, Семёныч, яйца крестить. Проще фотокарточкой разжиться, приделать снимок к могилке, поверх старого овала!
Путает ведьмак Семёныч. Так мертвеца к живому привязывают:
– Пришёл на мёртвый порог, стою у костяных ног! Мал городок на погосте, тут маются чьи-то кости! Мертвец лежит, не дышит, но меня слышит!..
– Так и быть, записывай! – покровительственно наставляет лысый Нилыч косматого, как леший, Лукича. – Не церковным словом, не туркменским пловом, не школьным мелом, а чёрным делом, заклинаю сырком плавленым да попом удавленным, иконой – слюной хулёной, перевёрнутым крестом да поросячьим хвостом, такого-то имярек проклинаю, покойницкую силу вызываю!..
Хоть в журнале публикуй – чистое Лукоморье и дуб зелёный! Слушай внимательно, Андрей Тимофеевич, это ж как раз то, что ты хотел знать. Бесценная школа!
Можно не только покойника натравить, а послать по следу чертей на погибель или погостных бесов.
– Братцы-бесы, ко мне спешите, в злодействе моём помогите! Не я прошу, а Сатана повелевает!..
– Лярву напусти лучше! – советует пожилой ведьмак Григорьич начинающему чёртознату Алексеичу.
– Кого?! – Алексеич щерится гнилозубой улыбкой. – А-а, вы про вольта?! Так бы сразу и сказали!
– Так я и говорю, лярву! – кивает Григорьич. Голос липкий, болотистый. – Пустышку замеси, воспитай, как буратину, и отправляй на дело!
Ну не знает старик модных молодёжных слов «голем», «демонкулус», «вольт». Хотя подоплёка одна – когда из низшей астральной энергии колдуны выдувают фантома, которого наделяют симулякром души и целью зловредного свойства.
– Тьфу! Нет у лярвы души! – злится Григорьич. – А есть ды́хца!
– Как вы сказали? – живо интересуется Сапогов. – Ды́хца?..
– Выдох гнилой!..
Чего только не услышишь на колдовском майдане! Вот они, бесценные крупицы нечистого мастерства, да и фольклор в
