Это - Фай Гогс
– Здорово, отбросы! – бодро поприветствовал их я.
– Скользкий, – с кислой миной проговорил Лука, – твоя слава тебя опередила…
Стараясь не делать резких движений, я подсел к ним за стол. Сэмми и Энди, не вынимая рук из-за пазух, придвинули ко мне стулья. Затем Энди ловко вытащил у меня из поясной кобуры «Беретту» и сунул ее себе за пояс, а Сэмми спросил:
– Второй?
– В правом кармане, – ответил я.
Он достал из моей куртки «Хейзер» и деньги.
– Ну что, готовы поговорить?
– А говорить нам совершенно не о чем, Скользкий, – ответил Лука. – Разве только по старой дружбе я готов послушать, почему бы нам тебя не грохнуть прямо сейчас?
– Если ты все еще не спросил разрешения у папочки, то к чему эта болтовня? – презрительно ответил я ему.
– Ладно, поживи еще чуть-чуть, пива вон глотни, – приторно осклабившись, проговорил Лука и, встав из-за стола, отошел в сторону.
– Что это с ним? – спросил я парней, когда мы остались одни.
– Из-за Бьянки, – ответил Сэмми, не вдаваясь в подробности.
– Ясно. Кстати, давно хотел спросить: это правда, что Сосунок мажет член и яйца автозагаром? И ему приходится так поступать из-за того, что вы, ребята, их изо рта не вынимаете, и поэтому они стали белыми и сморщенными, как…
– Тебе-то что за дело? Кажись, не так давно ты и сам не возражал против вкуса автозагара, – перебил меня Энди.
Подошел Лука. Выглядел он как младенец, у которого отобрали соску. Именно за это выражение лица его и прозвали Сосунком.
– Отец приказал привезти его в наш дом. Живым, мать его!
– Тогда единственный вариант – пройти через кухню, – ответил Энди. – Я видел тачку Дэнни Колуччи, да и ушлепки Сиплого Рино вот-вот должны подойти.
– Так и сделаем, – ответил Лука, протягивая ему ключи от своей машины. – Ступай и жди нас на Беверли-роуд.
Энди ушел. Несколько минут мы молчали. Лука смаковал текилу, не спуская с меня глаз. Я отвечал ему беззаботной улыбкой. Телефон Сэмми прозвонил один раз и умолк.
– Пора, – сказал Сэмми.
– Не знаю, Скользкий, зачем ты нужен отцу, – сказал мне Лука – но эту ночь ты не переживешь.
Мы поднялись. Лука шел впереди, Сэмми замыкал процессию. Пройдя через кухню, где «привыкшие не задавать лишних вопросов повара» даже не взглянули на нас, мы вышли в узкий проулок и направились в противоположную от главного входа сторону. Дойдя до безлюдной Беверли-роуд, мы сели в поджидавший нас новенький «Тахо» Сосунка. Владелец машины разместился на переднем сиденье, мы с Сэмми сели сзади. Едва устроившись, я получил от него ощутимый тычок пистолетом в ребра.
– Легче, Сэм. Меня бы тут не было, если бы я сам этого не захотел.
– Лишние зубы выросли? – отрывисто бросил тот.
Несмотря на то, что флегматичный Сэмми был единственным из этих троих, к кому я испытывал некоторое подобие дружеской симпатии, зла на него я не держал. Они с Энди давно мечтали вступить в семью Гамбино, и сделать это было совсем не просто.
Даже для того, чтобы попасть в самую заурядную семью, всем нам пришлось сперва обзавестись некоторыми умениями. Как минимум, мы должны были научиться проникать в отверстия вдесятеро меньшего диаметра, чем наша голова, не пытаясь при этом удавиться петлей из пуповины – и вот мы лежим на спине с вечно недовольной физиономией, пускаем пузыри и нестерпимо громко требуем регулярного пополнения нашего трастового счета.
Но семья Гамбино требовала от соискателей много, много большего. Прежде всего, им предлагалось кого-нибудь прикончить. Это называлось «повязать кровью». Причем нельзя было вот так просто взять и убить бог весть кого, вроде хозяина старинного драндулета с прокачанным выхлопом под их окном. Нужно было выбрать правильную цель; состряпать безупречный план; дождаться удобной минуты; не подставиться под пули и не промазать самому; спрятать тело, не оставив образцов для идентификации или своего фото с высунутым языком и шестифутовым целлофановым свертком на руках; позаботиться об алиби и избежать мести родственников, друзей или любовников мертвеца – и только тогда им доверяли что-нибудь поинтереснее, чем таскать из прачечной полосатые костюмы их босса.
На все это у ребят просто не хватило бы мозгов. Я же, с другой стороны, представлял собой идеального кандидата на роль жертвы. С их точки зрения я и так уже был не жилец, потому как не стоило трясти пушкой перед носом человека вроде Пельменя и всерьез надеяться после этого протянуть до следующей Пасхи; мстить за меня было некому, ведь других друзей, кроме этих, у меня не имелось; а свою способность защитить себя я серьезно скомпрометировал, добровольно разоружившись и сев к ним в машину.
«Сам подставился, теперь держись!» – подумал я.
Примерно через час мы подъехали к воротам поместья на Лонг-Айленде. Вооруженный автоматическим оружием охранник, которого звали Донни Бекон, поздоровался с Лукой и, заглянув внутрь, окинул меня неприветливым, мягко говоря, взглядом. Машина миновала широкую аллею, обсаженную вековыми дубами, и остановилась у крыльца особняка, которым, надо думать, вдохновлялись застройщики Капитолийского холма. Снова вспомнив про «издыхающую преступность», я иронически хмыкнул – и получил за это от Сэмми еще один тычок.
Мы с Лукой вошли в дом, оставив парней дожидаться в машине. Из уже знакомого мне мраморного холла мы свернули налево, в ту часть здания, в которой мне еще не доводилось бывать. Следуя за Сосунком по длинному коридору с высоченными потолками, и я обратил внимание на галерею портретов в тяжелых позолоченных рамах, писанных маслом.
На них были изображены внушительного вида мужчины в черных кладбищенских костюмах. Я легко узнал почти всех по многочисленным иллюстрированным историям из жизни итальянских гангстеров, которые мне когда-то пришлось досконально изучить.
Хотя бумагомаратели вроде Дэна Смайлиса и постарались окружить эту братию ореолом сакральности, используя прокисший винегрет из автоматов Томпсона, полыхающих грузовиков с канадским виски и ярко-красной помады на порочных губах старлеток из подпольных воровских шалманов, я видел на этих портретах лишь явные признаки скорой резекции кишечника из-за хронического отравления
