Шарики патинко - Элиза Шуа Дюсапен
Матьё был удивлен тому, что мои бабушка и дедушка никогда не возвращались в Корею после стольких лет изгнания. В детстве я слышала, как они изредка упоминали, что однажды отправятся навестить родину. Учитывая их преклонный возраст, мы решили отвезти их туда. Матьё донес до них наше предложение. По его словам, мамины родители выразили готовность, и мы запланировали полет в Токио, рассчитывая организовать остальное на месте. Ни он, ни я не знаем Кореи. Через несколько месяцев, готовясь к защите диссертации, Матьё вынужден был отказаться сопровождать меня. Я же только что получила степень магистра, и мне не улыбалось все лето перечитывать его черновики об устройстве семьи в Японии двенадцатого века. Матьё уговаривал меня ехать. И я поехала одна.
Шаги на лестнице. Я оставила дверь открытой. Дедушка в пижаме проходит мимо моей комнаты, машет мне и направляется в ванную. Он, наверно, заметил пиво. Я закрываю дверь, гашу свет и растягиваюсь на полу. Начинаю играть в тетрис на телефоне. Экран мерцает в темноте. Периодически комнату освещают фары автомобилей. Я снова думаю о фотографии родителей. О себе, цыпленке. Цыпленке, который повсюду бегает, спотыкается и падает, и душу подступившее к горлу кудахтанье.
В уголке бассейна Миэко сидит перед перевернутым пластиковым горшком, обхватив руками колени. Только губы у нее шевелятся, открываются и закрываются со звуком лопающегося пузыря. Несколькими днями раньше в бассейн залетела пчела. От страха, как бы она ее не ужалила, девочка накрыла насекомое горшком и теперь боится выпустить.
Я делаю это вместо нее.
Пчела высохла и прилипла к краю горшка. Я ее стряхиваю. При падении на пол лапки и крылья отваливаются от тельца.
— Я ужасная, — стонет Миэко.
Кладу руку ей на плечо.
— Такое случается…
— Ты не понимаешь, — отвечает девочка. — Я хотела, чтобы она умерла. Я ужасная.
Она слабо стучит головой о стенку, повторяя, что она ужасная, ужасная.
Я поднимаюсь в ванную, чтобы сбросить мертвую пчелу в унитаз. Смотрю, как трупик кружится в потоке воды, и мне приходит в голову, что в Швейцарии пчелы не редкость, но откуда она взялась здесь?
__________
Когда я снова спускаюсь, Миэко ничком лежит на кровати, лицом в подушку, совершенно неподвижная под гривой черных волос. Меня посещает мысль, что она мертва.
— Тебе эта комната кажется странной? — приглушенным подушкой голосом спрашивает она.
— А?
Она поворачивается, лицо у нее раскраснелось.
— Ты странно смотришь.
Хотя я отнекиваюсь, она говорит, что и сама ее ненавидит, и мне жаль, что я обманула девочку.
— Ты умеешь плавать? — интересуюсь я.
Миэко отвечает, что очень хотела бы научиться, но мама считает бассейны источником инфекции. Я уверяю ее, что она не много потеряла. Я никогда не любила плавать.
— Патинко ты равно не любишь, — заявляет она. — Ты ничего не любишь.
— Надо говорить «тоже не любишь». И с чего ты это взяла? Неправда, что я ничего не люблю.
— Почему же мы туда не ходим?
— Мы пойдем, я же сказала.
— Когда?
— Скоро.
— Обещаешь?
— Обещаю, — не особо убедительно отвечаю я.
Я раскладываю на столе задания, которые на этот раз подготовила заранее. Миэко жалуется, что проголодалась. Я вынимаю из сумки сливы и пончики, купленные в супермаркете.
— Пончики! — восклицает девочка. — Мои любимые!
Она протыкает одну сливу и кладет ее на пончик, чтобы сделать человечка со скрещенными ногами.
— Это я, только блондинка, — говорит Миэко, водя им на уровне своих ушей.
— Прекрати, ты похожа на мою бабушку.
Она хохочет и выражает желание ее увидеть.
— Не знаю, возможно ли это, — осторожно отвечаю я.
— Почему? Когда мы пойдем в патинко…
— Бабушка не ходит в патинко, только дедушка. Она сидит дома. А в городе она теряется.
— Почему? Не знает его?
— Она старенькая. Токио — не совсем ее дом.
Миэко задумчиво кусает губы. Представляю, как отнеслась бы бабушка к перспективе подобной встречи: особенно ей не понравилась бы необходимость говорить по-японски.
— Она обрадовалась твоему подарку, Бемби? — интересуется Миэко.
Я бормочу «да» и спрашиваю, есть ли у нее цветные маркеры — я не нашла их в ящиках стола.
— Ты знаешь, — продолжает девочка, — однажды я видела ланей, на Миядзиме. Они гуляют на воле, но, поскольку люди дают им угощение, они глупеют и начинают умирать. Разучиваются находить себе пищу. Или заболевают диабетом.
Миядзима. Остров известен своим святилищем на берегу, с построенными на песке красными воротами, которые во время прилива возвышаются над водой. Матьё хотел его посетить, но в конце концов мы остались с бабушкой и дедушкой.
— Я ездила туда на поезде с папой. Мы сидели впереди с машинистом, и папа проверял, чтобы все работало правильно, это ведь он создал тот поезд. А я не кормила ланей. Но один олень все равно ходил за мной повсюду, даже утром стоял у гостиницы, ждал меня всю ночь.
Я поддразниваю Миэко: уверена ли она, что это был самец, раз их там много? Она смотрит на меня с удивлением, выпучив глаза. Я поскорее объясняю, что шучу. Девочка выпрямляется и опирается на локти.
— Когда-нибудь у меня будет настоящая комната. Но мы не можем уехать, пока не вернется папа.
— А где он?
— Ты разве не знаешь? Однажды он сел в поезд и не вернулся.
Я поворачиваюсь к ней. Миэко падает на матрас, и он содрогается. Я вспоминаю, как сказала ей в Диснейленде об отце Бемби, который должен умереть.
— Прости, я не знала.
Она отвечает, что ничего страшного, это было давно.
— Но как папа найдет нас, если вернется, а нас нет?
Она испускает долгий вздох, который кончается свистом.
Мне неловко, и я предлагаю приступить к занятию.
— А чем занимается твой отец? — спрашивает она.
Я вкратце рассказываю про орган, уроки, мессы, концерты. Миэко слушает внимательно, задает вопросы про инструмент. Я затрудняюсь на них ответить и немного сухо произношу:
— Ну ладно. Нам надо заниматься.
Девочка неохотно пересаживается за стол.
__________
У меня не хватило смелости взять упражнения из японского учебника. Вдохновляемая воспоминаниями, я подготовила сценки. Нужно разыграть диалог между девочкой и мальчиком, который я проиллюстрировала схематичными рисунками, выполненными цветными маркерами. Я начинаю:
— «Здравствуй, Кароль, меня зовут Мартин.
