Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева
Скворцов выудил из кармана куртки мобилу и набрал номер. От ощущения дежавю сводило зубы.
– Алло, Сашка…
– Алло, сам хотел звонить…
– Маруся…
– Да-да, мне она тоже… Я не об этом, то есть и об этом, но потом. Помнишь мы с тобой разговаривали… – Сашка запнулся, – про одного человека. Кажется, я знал…
И Скворцов услышал в подробностях историю семнадцатилетней давности про кладбищенскую работу Сашки, про собак, Стикс, Бомжа Олега. Мир действительно имел форму чемодана. Оказывается, с Сашкой они могли и, вероятно, даже пересекались в Скатке после того, как Скворцов отлежал в сумасшедшем доме, а потом попал на неформальскую вписку. Времена и имена совпадали до знаков после запятой. Вот чего Скворцов точно не застал (и Сашка тоже) – это темной истории, когда, уехав стопом в Питер, пропали двое местных пиплов: Сашкин ближний друг Влад и Илья, классный музыкант и вообще.
– Влад – это у которого собака? – уточнил Скворцов.
– Да. Финн с ним тогда был.
Вот и еще один элемент встал на место. «Мертвых нет. Нет мертвых. Вообще», – вспомнилось Скворцову, хотя ни в мистику, ни в эзотерику он не верил категорически. Некоторые вещи просто происходят. Он почти не вслушивался в Сашкин рассказ, ему было достаточно. Ну да, встал на место элемент, только это же не пазл и не головоломка. Неясно, что в результате. И в чем должен заключаться сам результат, тоже непонятно.
Не было никаких… почти никаких сомнений, что Влад из Скатки, Влад из сна и еще тот Влад, в котором Лариса подозревала отца, – один и тот же человек, и человек этот пропал насовсем хренову гору лет тому назад, но иррациональная часть психики зачем-то обращает внимание Скворцова именно на него, Влада, стало быть, он зачем-то нужен. Или не нужен, просто в такую причудливую форму выливается тревога за Ларису, которая, может быть, больна по семейному анамнезу. Может и не быть, просто эпатирует, что постоянно делает без оглядки на чувства и эмоции окружающих. И плевать, сучке, что Скворцов в этой ситуации обязан исходить из того, что болезнь действительно есть.
– Погоди, – остановил он Сашкин монолог. – Чем та питерская история закончилась-то, говоришь?
– Да я не очень знаю… – Сашка замялся. – Я же уехал работать тогда и три года не появлялся. Народ рассказывал, что Илья всплыл в Москве в больнице в жутком состоянии по наркоте. Передоз и последствия. А Влад исчез. Была версия, что он попал под поезд, но я лично в это не верю. Да и Финн бы ему не дал. Последнее, что точно известно: они слопали за раз чудовищную дозу грибов.
– Ясно, – сказал Скворцов, почти не покривив душой. – Давай-ка теперь о насущном. Ручка-бумажка есть? Запиши человечка, он под Марусину хату может денег быстро дать, чтобы Лису билет туда-сюда купить. И еще… Хотя нет, это я уже сам.
Глава 22
Качим-кермек
Сутки в Иркутске Лариса ходила потухшая, потерянная.
– Ну чего ты? – тормошила я.
– Не знаю, устала, голова болит. И Скворцова нету. Позвонил по скайпу, сказал, задерживается и сам доберется.
Наш тринадцатый вагон уже прицепили к поезду. Рядом – из-за вокзала не видно, но можно обойти и посмотреть – текла голубая Ангара[81]. По перрону слитным непрерывным потоком двигались люди. Я обернулась, хотела предложить Ларисе сбегать к реке, раз уж до Байкала мы не добрались, но увидела, что Лариса занята, сидит у вагона на корточках и вовсю обнимается с золотистым ретривером. Пес был в восторге, Лариса выглядела излечившейся. Я ей даже позавидовала, у меня с собаками так не складывается после одного случая.
Я тогда училась во втором классе. Была весна, я шла домой после уроков, обдумывая что-то очень серьезное, и вдруг почувствовала острую боль в лодыжке. Обернулась, а там собака. Не собака даже, мелкая такая шавка. Она меня укусила, а теперь, когда я обернулась, пятилась, заливаясь трусливым лаем.
Ее хозяйка жила в деревянном бараке через дорогу. Одинокая, озлобленная на мир старуха. Может, она била свою собаку, может, та просто копировала хозяйку. Обе нападали только на детей, другие противники были им не по силам.
Тот дом давно снесли. Старуха умерла. Собака рассыпалась в пыль. А я осталась со всем этим. Психолог, блин. А точнее, проводник, блин. И в Иркутске у нас полная загрузка.
Сыграли с Ларисой в бу-ци-фа[82]. Мне выпало белье, ей – билеты. Закончив, я села раскладывать раздаточный материал и уже почти разложила, когда в купе влетела Лариса с таким видом, будто место соционики в ее сердце уже заняло новое увлечение, затмевающее все предыдущее, как солнце затмевает огонек жопки светлячка.
Я насторожилась. За последние два часа ничего столь значительного упасть ей в голову просто не могло. Даже Скворцов, материализуйся он в нашем отъезжающем от Иркутска тамбуре, не вызвал бы такого ажиотажа.
– Готовь свои мисиписи! – с порога заорала Лариса. – У нас военный!
Такого поворота я не ожидала и отреагировала скептически:
– Он что, протащил в вагон снайперскую винтовку? Весь с ног до головы покрыт камуфляжем? – Я мысленно подбирала, чем бы ее еще уязвить, и параллельно соображала, кого конкретно она имеет в виду. Вариант только один.
Этот человек подошел к вагону последним. Высокий, тощий как палка, черные с проседью волосы. Что-то от него доносилось такое, не обязательно военное, но… в паре со Скворцовым они бы смотрелись гармонично.
– Нам никто не мешает узнать. – Лариса цвела и пахла. – Мы же в психвагоне.
– Это неэтично.
– Зато дешево, надежно и практично!
Действительно. Все равно нам сейчас идти по купе с ритуальными танцами, именуемыми «знакомство», а это палка о двух концах. Можно рассказывать о себе и программе, а можно и вопросы задавать. И права Лариса, имеет смысл сыграть в робкого и наглого психолога. Наглым, понятно, буду не я. Подробности успеем обтрещать: предполагаемый военный заселился в самое дальнее от нас купе.
Но планы планами, а реальность вносит свои коррективы. С потенциальной жертвой мы столкнулись, стоило открыть дверь.
