Черная метель - Элисон Стайн

Он был красным. Как он мог быть таким красным? Красным, как кровь. Красным, как в моем сне.

Красным, как Красный Бык.

Он выл, как раненый зверь. И причинял боль. Дикие звери способны на все. Ветер набрасывался на нас, впиваясь в кожу острыми зубами, как попавший в капкан койот. Я пыталась вызвать в памяти план фермы и мысленно разобраться, где что расположено на этих акрах бывших владений старины Катберта и куда теперь идти.

Сначала я представила сетчатую дверь на входе. Заднее окно со ставнями. А справа от входной двери – утопленная в землю двустворчатая стальная дверь.

Вход в подземное укрытие.

Я потянула Рэя за собой. Он обернулся, и я указала рукой направление. Вряд ли он мог что-нибудь разглядеть сквозь красную пыль, даже мою руку прямо перед собой, но я еще раз энергично помахала рукой, куда нужно идти. Рэй, наверное, уловил движения моего тела и понял, что я на что-то решилась.

Выпустить из рук бельевую веревку было очень трудно. Шаг в красную метель казался роковой ошибкой – ведь мы остались без последнего ориентира. Пустившись навстречу буре, мы шли, борясь с ветром, спотыкаясь, хватаясь друг за друга. Свирепые порывы грозили сбить нас с пути, унести прочь навсегда.

Мы двигались в том направлении, где, как мне казалось, было подземное укрытие, но куда мы идем на самом деле, я не представляла. Наверное, так утопающий не может понять, где верх, где низ, где воздух, а где смертельная глубина. Все мои мысли занимал ветер. Потом я больно ударилась ногой обо что-то очень твердое.

Выпустив руку Рэя, я присела на корточки, чтобы сориентироваться. Рэй не отпустил меня, он держался за мою спину. Пальцы наткнулись на край чего-то жесткого, выступавшего из земли. Это была нижняя часть металлической двери. Свободной рукой я провела вверх и нащупала шов между закрытыми створками. Выше, еще выше – и вот она, ручка.

Я потянула за нее.

Ничего не произошло.

Я потянула изо всех сил.

Рэй, отпустив меня, тоже стал дергать за ручку обеими руками.

Дверь и не думала поддаваться.

Она была заперта.

Мы оказались в ловушке. В ловушке на улице, у самого укрытия, во власти разъяренной бури. А мир вокруг переставал быть красным. Он менялся – так же как ветер, уже много раз сменивший направление. Тьма сгущалась, становясь непроглядно-черной.

Небо станет черным, как ночь.

Черное воскресенье.

Ветер завывал все громче и брал все более высокие ноты. Иногда бессонными ночами мне чудился такой же звук – вой из ниоткуда. Мне ведь знакома была не только тишина. Иногда мне мерещились какие-то звонкие, пронзительные звуки; нельзя сказать, что я их слышала – они просто возникали в голове. Но сейчас этот злой ужасный звук был повсюду, и мы все были внутри него.

Я крепко прижала к себе Амелию. Рэй обнял меня за плечи, и мы уткнулись друг в друга лбами, стараясь спрятать лица от непогоды. Вдруг мою руку, которой я продолжала держаться за дверь, отбросило в сторону – дверь распахнулась изнутри. Мы отпрянули.

Перед нами на лестнице, уходившей в подвал, стоял Сэм и придерживал дверь открытой.

24

Первой спустилась Амелия с собачкой в обнимку. Мы с Рэем задержались у входа и помогли Сэму закрыть дверь.

Когда она, наконец, с лязгом закрылась, в подвале воцарилась странная тишина. Рев ветра был еще слышен, но глухо, как будто мы (наконец-то!) действительно оказались под водой. И наблюдали за бурей через толстый иллюминатор. Казалось странным видеть все вокруг не в красном цвете.

Хотя мы сами теперь были в красном. Когда мы сняли защитные очки, лицо Рэя оказалось покрыто оранжевой пылью, за исключением мест, закрытых очками и маской. Я улыбнулась, глядя на него, а он посмеялся надо мной. Должно быть, мы выглядели одинаково. Ветер закрутил ему волосы в жесткие вихры, пересыпанные песком. Потрогав собственные волосы, я убедилась, что и в них набился песок.

Уши болели. Как и все тело. Как будто меня долго било прибойной волной о скалы. Спускаясь по лестнице, Амелия сняла маску и закашлялась. Кашель эхом разнесся по подвалу, а в ответ вдруг раздалось блеяние.

Когда она спустилась по ступенькам, белая собачка спрыгнула с ее рук и стала бегать вокруг. Приветствуя Амелию, из разных углов повыскакивали животные. Это помещение было меньше подвала в Огайо, но в нем укрылось множество животных: собак, коз и кур. Со всех сторон звучало кудахтанье, блеяние коз, беспокойный лай собак. На стенах этого подвала не было полок. Не было видно ни консервов, ни походных принадлежностей, ни оружия. Только несколько сложенных одеял.

Наши родители были здесь. Мама бросилась к Амелии и заключила ее в объятия. Вид у всех нас был одинаковый: оранжевая пыль облепила нас с головы до ног и больше всего ее было в волосах. На мамином лице отчетливо виднелись дорожки от слез.

– Спасибо, спасибо, – повторяла мама.

В глубине подвала шевельнулась тень. Сегодня я видела так много всего, выплывающего из мутной мглы: телефонные столбы, почтовый ящик, сарай, машины – а теперь из темноты передо мной появился отец. Борода у него была с оранжевым оттенком, а из глаз текли слезы. Мой отец – и плачет?

– Вы целы… – произнес он. – Мы думали… я думал… мы потеряли Амелию. Потеряли вас обеих. Это я во всем виноват.

Я спустилась по оставшимся ступенькам вниз. Мне было трудно дышать, словно я долго брела по руслу пересохшей реки, усеянному валунами. Говорить тоже было нелегко. В горле жгло, как после долгого крика, и слова давались с трудом.

– Ты не виноват, папа… Это просто буря.

– Я привез вас сюда… Оторвал от дома… Я все разрушил.

– Не все, – сказала Амелия. – Мы нашли еще одну собаку. – Она погладила маленькую белую собачку, которая бегала среди других, высунув язык. У собачки была кривая челюсть и легкое косоглазие. Шерсть у нее была так же спутана, как наши волосы. – Я решила назвать ее Субботой.

– Твой любимый день, – сказала я.

– Простите меня, – произнес папа. Слышать от него эти слова было так же странно, как видеть его усыпанным оранжевой пылью. Я даже подумала, что ослышалась и придумала эти слова, но он продолжал: – Мама рассказала, что вы хотите