Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева
– Теперь рассказывай, зачем приехал.
Молчун поморщился и потянулся к пачке. Курить он бросил не в то же время, что и пить, но давно, и вроде не хотелось.
– За вашей российской бюрократией. Квартиру отцовскую продаю. Деньги получу, и вам… Кате. Только мне сначала в Москву надо.
– Спасибо, – сказала мама. – За цветы, кстати, тоже.
Глава 23
Отягощенная злом
Сергей Михайлович Прокудин-Горский[86] не был изобретателем цветной фотографии, самая-самая первая появилась почти на сорок лет раньше. Но именно он еще в начале ХХ века сделал множество цветных снимков тогдашней России, фотографировал Льва Толстого и прочая, прочая… Летом 1909 года он стоял на том месте, где позже выстроят наш дом, со своим аппаратом, чтобы запечатлеть церковь Марии Магдалины. День был жаркий, цвели липы.
Я узнала об этом случайно, листая от нечего делать брошюры РЖД. Железнодорожники, оказывается, гордились Горским как «своим человеком», поскольку он почти пять лет колесил по империи в специально оборудованном вагоне и фотографировал, фотографировал, фотографировал. И вот на одной из иллюстраций я увидела что-то знакомое. Пригляделась – да, точно. Достаточно мысленно дорисовать снесенные советской властью купола и колокольню да развидеть современный желтовато-серый окрас.
Еще мне понравилась фотография 1912 года «Хижина поселенца Артемия по прозвищу Кота, прожившего на этом месте более 40 лет» и три девицы на фоне избы в народных (это если смотреть сейчас, а тогда – просто праздничных) сарафанах с тарелками свежих ягод на вытянутых руках. Одна из девиц была похожа на Ларису.
Я воровато огляделась и сунула брошюру в свой пакет.
К утру у меня поднялась температура. Не до бреда с галлюцинациями, но достаточно. Хорошо, что мама примчалась встречать меня на вокзал.
Про водевиль с визитом отца и эскападами Ларисы я слушала вполуха. Хотелось заползти под одеяло и вырубиться. Рука под гипсом чесалась безумно.
Мама заваривала чай с малиной и рассказывала:
– Он хочет оставить тебе денег. Правда, если все сложится.
– Он придет?
– Не сказал. В Москву уехал. Говорит, надо.
Малина в чае пахла летом. Таким, как на фотографии Прокудина-Горского. Жарким, немного пыльным и довоенным. Последнее определение заставило меня дернуться. Руку проткнуло шильцем боли.
– Хочешь поесть?
– Нет. Совсем не хочется.
Во сне мне приснился соловей. Снилось, что я сплю, а он заливается под окном, а я же понимаю, что зима, что быть этого не может, вскакиваю и бегу на улицу, один лестничный пролет, другой, третий, а они все не кончаются и не кончаются. Следом пытался присниться Яша, но я решительно отказала ему от дома.
Утром с неизвестного имейла пришло письмо от Ларисы. Она сообщала, что уехала еще раз с психвагоном вместо заболевшей Насти, но виноват Скворцов, потому что увез ключи от квартиры и ей негде жить. Еще она писала, что Денис проводит собрание по психологическому лагерю сегодня в шесть. Сходи, если сможешь. Должно быть интересно. ПыСы: Дядя Вася Суворов, директор базы, оказывается, олдовый хиппи. Его полстраны знает. Так что ты поезжай, а я с поезда сразу к вам.
Это значит, она все уже за меня решила. Поезжай, Катя. А я, между прочим, не хочу. Не нравится мне Денис, не верю я ему. Но делать нечего. Я вздохнула и стала собираться. Хорошо, что рука ниже локтя сломана, с раскорякой бы я точно не справилась. И прощай наши хиппи. Ларисе уже все равно, а я так не умею. Начали, так надо до конца довести. А Дениса можно и перетерпеть.
Первой, кого я увидела в нашей восемнадцатой, была Эля.
– Эй, а ты чего здесь? – спросила я.
– Я тут завелась, – ответила Эля. – Ого, где такие руки сломанные дают? Больно?
– В поезде дают.
На вопрос про «больно» отвечать не стала. Я и сама не понимала, больно или нет. Вот если бы меня спросили про «чешется», тут бы я порассказала. Но никто, конечно, не спросил. Вова поднял голову от ноутбука, убедился, что я не Лариса, и нырнул обратно, Оля уже подкрадывалась к моей руке, вооружившись маркерами. Чем занимались остальные… а фиг его знает, не обратила внимания. Зато не без удовольствия отметила, что у многих на запястьях нитяные и бисерные фенечки. В дверь заглянула Лиза с традиционным: «А Дениса еще нет?» Общий хохот был ей ответом. Денис, как обычно, появился еще через пять минут.
– О! Как вас много! – удивился он. – Я сейчас!
– Денис! – крикнула Оля. – Не уходи! Мне на репетицию через два часа!
– Одну минутку…
И не соврал ведь, действительно вернулся быстро и с порога заявил, что лагерь будет посвящен легенде о Парцифале.
– Э-э-э, а как же хиппи? – возмутилась я.
– Хиппи, – Денис даже не запнулся, – мы привяжем. Они же влились в ролевое движение, вот мы и отработаем миф. Про самих хиппи мифов еще не придумали.
Он говорил, улыбался, растягивал слова. Мне казалось это наигранным: вот я такой препод, со всеми на «ты», отчество где-то потерял, можешь поговорить со мной о чем хочешь… А вот не хочу. Не расскажу ничего, не дам копаться в моей памяти. Не спрошу, что означают мои сны. Откуда чувство, что я убивала людей, а люди пытались убить меня? Зачем вокруг – давно закончившаяся война? Реальность где? Я очнулась. И включилась в обсуждение.
– А имя можно только из мифа? – на ухо спросила меня Эля.
– Желательно, но можешь брать какое хочешь.
– То есть я могу назваться табуреткой? Круто!
Через три дня мы уехали. Денис раздобыл где-то шикарный туристический автобус. Внутри было тепло, но я все равно мерзла. Может, из-за руки, может, просто. Зачем я поехала? Ларисы нет, Денису не доверяю. Разве что Эля и Лиза, мое перемирие с которой из временного незаметно стало постоянным.
– Смотри, что читаю. – Эля продемонстрировала книгу с большеглазым юношей в терновом венце на обложке.
Книгу я узнала. Ее еще осенью добыл в «Букинисте» Скворцов, заявив, что это почти что библия хиппи. Правда, перевод не тот. В правильном название должно быть «Чужак в чужой стране». Хайнлайн Роберт Энсонович. Я книгу прочитала, и мне она не слишком понравилась. Лариса начала и бросила. Еще до одной рекомендованной тем же Скворцовым по тому же поводу книги руки пока не дошли. Хотя ее даже покупать не надо. Дома есть. Вот вернусь и прочитаю. Киплинг мне нравится. Особенно «Сталки и компания»[87], Стругацкие из-за нее своего сталкера