Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

Чайная церемония подходила к концу. Свечи и сандаловые палочки догорали. А я вдруг отчетливо поняла, что именно мне не нравится в Денисе. И еще: что если Лариса продолжит подкладывать меня под Скворцова, я, блин, подложусь и не буду испытывать никаких угрызений.

* * *

Лариса-Катя стояла у маленького зеркала и драла волосы щеткой.

– Мне обалденно понравилась чайная церемония! – говорила она. – Я как в космосе. И так голову прочистила.

Эля подбрасывала сплетенную Лизой мандалу и смотрела, как она планирует обратно в руки. Я листала «Отягощенных». Мне нужна была цитата, но я не помнила, где она. А, вот, нашла: «И тогда оказалось, что Г. А. облачен в старинный, времен афганской войны, бронежилет». Это была важная нитка, но я не знала, куда она ведет. Почему-то мне казалось, что Г. А., до того как стать учителем, тоже успел побывать в Афганистане. Как Скворцов, отец, Колчим этот.

– В Америке многие ветераны Вьетнама уходили в хиппи, – Лариса закончила прихорашиваться, – Скворцов уже есть, этого приобщим. Будем вместе против войны.

– И побеги дасьта, – добавила Эля серьезно.

– Только ты скажи уже ему, что Лариса – это ты, пока все совсем не запуталось, – посоветовала я.

– Зачем? Пусть так остается. Мне нравится. Я чувствую новые силы. Мне ж не замуж за него выходить. Кстати, по соционике он Штирлиц. Я, конечно, еще не специалист, но я уверена. Похож, правда?

Снаружи на крыльце Оля пела «Серебряную свадьбу»:

Я стою на своем, я ношу под бельем Пуленепробиваемую нежность.

Я так не люблю тебя, Я так не люблю тебя, Я так не люблю тебя, Я люблю тебя как-то не так…[99]

Мне пришла в голову другая песня о любви и нелюбви. Год назад я отловила ее в новом фильме Соловьева. А сейчас подсознание так отреагировало на Ларисиного «Штирлица», на жизненные и душевные обстоятельства.

На четвертом месяце радистка Кэт… Хочется какой-то связи – связи нет… Медленно плывут по небу «юнкерса»… Шифр не тот. И жизнь не та.

Фрау, я не настоящий Штирлиц, Фрау, я не настоящий…[100]

Н-да…

Лариса весь день крутилась вокруг Колчима, рассказывая ему про «систему» и как она будет его приобщать:

– Фрилав тебе понравится! Ты же помнишь, что обещал меня изнасиловать?

Следом тенью бродил Вова. В один момент ему удалось выцепить Ларису на разговор, но она зашипела и вырвалась.

Я гуляла по округе, стараясь пройти все тропинки, которые мы натоптали за неделю. Мысли блуждали не менее причудливо. Итак, я наконец-то съездила в психологический лагерь, провела психодраму, примерно поняла, о чем буду писать диплом, нашла под это трех «мышек», а через них (ну, кроме отца) найду еще. Целовалась, и даже чуть-чуть больше чем целовалась, с Лизой, хотя сексуально меня привлекают Скворцов и дядя Вася. Это немного странно, но, коль скоро я хиппи, мне можно и можно не разбираться. Что еще? Практически не снился Афган, если не считать эпизод про мать убитого солдата.

Я остановилась, осознав, что уже некоторое время напряженно вглядываюсь в лес за рекой. Там кто-то невидимый за деревьями ловил на зеркальце солнечный луч. Отпускал и снова ловил. Поклясться готова, это была азбука Морзе. Я немного посмотрела, жалея, что не умею читать точки-тире, и отвела взгляд. Прямо передо мной из снега торчал пенал пневмопочты. Пустой. Я спрятала его под пуховик и решила ничего не говорить Ларисе. Зачем? Ведь Лариса – это я.

Где-то за час до заката, когда небо стало желтым, а тени сиреневыми, Денис стал зазывать всех прощаться со скалами. Колчим зацепился языками с дядей Васей и махнул рукой: без меня, мол. Вообще, отказались многие. Холодно, лень, Лиза высоты боится.

Интересно, должно быть, мы выглядим с самолета – карабкающиеся в гору крошечные человечки. Бледно-рыжий диск солнца катится за камень Расписной.

– Денис, а тут можно спуститься? – спрашивает Оля.

– Сейчас. – Денис садится на хобу и отважно отталкивается ногами.

Шорох, шорох, шорох.

– Можно! – раздается снизу. Эхо добросовестно ксерокопирует крик.

Мне не хочется к реке. Здесь хорошо, а подниматься снова, да еще и в сумерках, я не рискну.

– Я поняла. – Ко мне подходит Эля. На буксире у нее кто-то – тогда не посмотрела, а теперь не помню – из парней. Она тоже не хочет вниз, вот и придумала себе якорь. – Я, кажется, все поняла про Флору, про нас. Это как десять минут чужой музыки, нам на психологии искусства рассказывали. Это многое меняет!

Слышу Вовин голос: «Ты это нарочно оттолкнуть пытаешься, да?» И Ларисин: «А ты залезь на гору, подумай!»

Закат. Внизу под нами крыши турбазы, чайной бани, дома дяди Васи. Радостный свист катящейся с горы ватрушки.

И тишина вдруг. Совсем тишина. Я вижу белое лицо Ларисы, вижу, что она срывается и бежит и катится почти кубарем по крутой тропе. Следом Эля и медленная, неуклюжая со своей сломанной рукой я.

Вова лежит лицом вверх и по-рыбьи открывает рот. С ним же ничего не случилось, тут же снег! Эта мысль опережает, пытается спрятать, отменить другую, страшную.

– Я подумал, что смогу ее победить, – говорит он и глупо улыбается.

Я знаю, что это шок. Если сейчас кто-нибудь кинется его тормошить или поднимать, придется драться.

– Кого? – орет Лариса. – Кого победить?

– Скалу.

– Что тут у вас? – интересуется издали все еще радостный Денис.

Дальше как в тумане. Толпа, суета. Низкий, странный звук. Это я рычу на кого-то неловкого, пока парни подкапывают снег, чтобы подсунуть носилки.

– Так не должно быть, – шепчет Лариса, – это я должна была, я…

В сумерках у Вовы очень бледное лицо. Крови нет, но это совсем ничего не значит. Я медсестра. Я знаю.

Через час Вову забрала «скорая».

* * *

В большой комнате турбазы собрались все. Спасибо, свечи зажигать не стали. Денис говорит что-то ну просто очень проникновенным голосом. А, нет, это не он. Он, конечно же, уехал со «скорой». Я бочком, бочком, но очень быстро, иначе кинусь на кого-нибудь, проскальзываю на кухню и вижу Ларису:

– Ты как?

– Нормально. Считаю. Сколько столбов, сколько елок видно в окно. Думала посчитать ветки, и тут ты пришла.

– К людям не хочешь?

– Нет, – она тихо рассмеялась, – не хочу. Не поймут.

Утром я обнаружила, что Ларисы нет. Сначала мне это приснилось, а оказалось, правда. По турбазе бледными тенями бродили психологи. У двери громоздились собранные рюкзаки.

– Эй, – спросил Колчим. – Где Катя?

Я открыла рот, сказать, что Катя –