Это - Фай Гогс
– О господи! Ты же не собираешься…
– …особняк Тома Брэйди и Жизель Бундхен…
– Стюардесса! Умоляю, скорее, принесите мне пакет для рвоты! Нет, принесите мне десять пакетов…
– …Он звонит в дверь – никто не открывает. Тогда он заходит внутрь – никого; слышит голоса и музыку, выходит на задний двор – и видит Тома Брэйди…
– …пожалуйста, больше ни слова…
– …сидящего в джакузи! Вместе с ним в этом джакузи сидит вся команда «Патриотов» – кикеры, лаймены, ресиверы, фулбеки! Но чу! Что они там делают? Ну конечно…
– …боже, нет… я чувствую, как они приближаются… эти твои омерзительные футбольные метафоры…
– …они заняты отработкой тактических схем, налаживанием взаимодействия защитных и атакующих порядков! Хрупкие раннербэки шаловливо уворачиваются от напористых стронг-сэйфти, огромные ганнеры страстно обнимают юрких пан-ретернеров, хватаясь за их…
– …молчи, умоляю…
– …мячики. А еще там сидит сам Билл Биличек…
– …буээээ…
– …и каждому из них, одному за другим он…
– …буэээээээээ…
– …нежно…
– …буэээээээээээээээээээээ…
– …шепчет на ушко…
– …буэээээээээээээээээээээээээээ…
– …план субботней игры…
– …буээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээ…
– …Но внезапно чемпионский перстень Тома Брэйди соскальзывает с пальца и падает на дно! Всеобщее смятение! Что делать? Но тут появляется юный похотливый разносчик пиццы и говорит: «Джентльмены! Я достану перстень!» А они ему: «Что? Как?! Это невозможно! Вода такая горячая! И эти пузырьки! Ты погибнешь, о прекрасный незнакомец!»
Но вдруг юный похотливый разносчик замечает еще одно джакузи, а там – Жизель Бундхен! Она рыдает, ведь Том Брэйди не обращает на нее внимания. Ей ведь все когда-то говорили, что он слишком красив для натурала! А еще там сидят ангелы «Виктории Сикрет»: Тайра Бэнкс, Адриана Лима! Маранда Керр!! Алесандра Амбросио!!! Их мокрые возбужденные тела содрогаются в исступленных конвульсиях злорадства, но с порочных губ слетают слова поддержки и сочувствия! Пустое! Жизель безутешна! И тут появляется юный похотливый разносчик пиццы и говорит: «Леди! Я знаю, как успокоить мисс Бундхен – поможет моя техника «Шаолиньской выдры»! Глаза плутовок переполняются слезами лукавой радости за свою лучшую подругу, и они хором отвечают: «О, чудесный странник! С безначальных времен выхода летней коллекции от Сен-Лорана мы не слыхали вести лучше – но сперва сами должны убедиться в твоем изумительном мастерстве! Скорее прыгай к нам сюда…»
Я прислушался. Ни звука!
– А теперь пришло время задать…
– Может обойдемся хотя бы без этого? – едва слышно пролепетал несчастный.
– …контрольные вопросы…
– …как же я тебя…
– Первый: так что там не поделили Диего и Макс?
– …ненавижу… с твоими контрольными вопросами… Они все никак не могли договориться, в какое джакузи должен был нырнуть юный похотливый разносчик пиццы?
– И это правильный ответ! Второй вопрос: нашли ли вы для себя в этой истории что-либо поучительное, что-нибудь такое, что изменило вашу картину мира?
– Я понял…
– Что понял?
– …что перебивать…
– Кого перебивать?
– …дяденьку…
– Перебивать дяденьку – что?
– …нехорошо…
– И что теперь нужно сказать?
– …что я больше… не буду…
– Так-то лучше! В общем, между мной и Максом возникла, как говорится, мировоззренческая коллизия. Обычно право выбора в таких случаях предоставлялось мне, как самому опытному из нас. Но я был всего лишь подростком с несколько избыточной склонностью к насилию, и мне показалось разумным просто отказать ему в доступе к нашим гениталиям. А что делают дети, которым запрещают распоряжаться предметами первой необходимости по их усмотрению?
– Ммм… ты меня спрашиваешь?
– Ну а…
– Грабят магазин и отпиливают копыто у лошади Джорджа Вашингтона?
– Хм…
– …потом крадут у своих предков – консерваторских преподавателей – ключ от сейфа, где те держат свою коллекцию «Калашей»; чтобы никто и ни в чем их не заподозрил, трещат в соцсетях о том, что собираются порешить полшколы; наконец находят тех, кто точно не имеет никакого отношения к их проблемам и разряжают сто пятьдесят магазинов им в лицо; а потом, отстреливаясь, долго уходят от погони на своем «Бронко», захватывают самолет с конгрессменами и врезаются в Трамп Тауэр с именем Санта-Клауса на устах?
– Совершенно верно. Но Макс был слеплен совсем из другого теста. Он вообще не привык никого и ни в чем винить. Наверное, он счел мой поступок подлостью, но мне об этом ничего не сказал. Он стал все больше замыкаться в себе, молчал по многу дней. Помню, я не придал тогда этому большого значения, но, если честно, мне было совсем не до него. Прямо у себя под носом я обнаружил новый мир, огромный и неизведанный, и был захвачен открывшимися перспективами.
Мне оказалось совсем не сложно найти в городе подружку, хотя львиную долю заслуг придется приписать моему темно-серому парадному кителю с совершенно неотразимыми сияющими пуговками. На первом же свидании я потерял девственность, но обратный каминг-аут, делавший напрасными все наши трехгодичные мытарства, не входил в мои планы. Поэтому пришлось взять слово с Либби (Бетти?), что она никому ничего не скажет до тех пор, пока причитающиеся ей за это семьсот долларов не будет выплачены. Думаю, она до сих пор хранит эту бесполезную тайну.
Макс не проявлял никакого участия в отношениях с моей новой…
– Извини, что опять перебиваю, но если ты собирался произнести ужасное слово на букву «п», то знай, что даже в Аушвице…
– …пассией.
– Гори в аду, изверг!
– Он даже не стал комментировать тот жалкий эрзац гостиничного софт-порно, который я простодушно принимал за секс. Хотя бы поэтому я был обязан догадаться, что с ним что-то не ладно; но мне было тогда хорошо, и я представить не мог, что кому-то из-за этого может быть плохо. Прозрение пришло…
– …«как гром среди ясного неба»? «Как удар обухом по голове»? Какие еще химеры таит твой извращенный разум, злодей? Раньше меня каждый мог обидеть, потому что я был чахлым замухрышкой вроде Питера Паркера, но потом меня укусила «пассия», и я стал неуязвим!
– …прозрение пришло внезапно. Как-то ночью, (дело было ранней весной, нам только что исполнилось по четырнадцать лет), мне приснилось, что я тону в ледяной воде. Я проснулся и вдруг с ужасом осознал, что это был не сон! В кромешной темноте наше тело опускалось на глубину, потому что нас тянули вниз тяжелые ботинки и мундир.
Макс никак не реагировал, и мне пришлось принять, что