Это - Фай Гогс
– Эй, полегче, ид…
До бампера старого «Понтиака» оставалось каких-нибудь три ярда, когда машину, управляемую чужими, а потому непривычно нетвердыми руками, швырнуло вправо, где она едва не задела «Бьюик» с тремя подростками на борту. Поравнявшись с нами, те с присущей детворе прямолинейностью выложили все, что думали об этом.
– Если не хочешь, чтобы через минуту эти крысята валялись в канаве с дырками в затылках, извинись и держи машину прямо, – едва сдерживая ярость обратился я к виновнику происшествия.
Джо примирительно помахал подросткам рукой и выровнял «Мустанг». Сделал он это снова молча, издевательски безучастно. Я не ждал от него особой вежливости, но так вот запросто игнорировать меня было уже запредельным хамством! После такого стоило, конечно, отобрать у него тело, а его самого засунуть туда, где пылились без дела мои самые гадкие персонажи вроде Мистера Бромли, добывающего хлеб насущный угрозами публичной дефекации в застрявших лифтах. Увы, но мой наставник строго запретил мне показываться в Клермонте без нормально функционирующего героя.
«Чеп, дружище, а ты вообще работал с парнем хоть где-нибудь еще кроме своей маленькой кроватки с бантиками?» – подражая поверенному, спросил я сам себя.
Да, это прозвучало двусмысленно, но вопрос был задан по существу. Убедившись, что мой подопечный больше не пытается отправить нас на рандеву со своими родителями, при жизни имевшими довольно расплывчатые понятия о ключевых принципах работы денверских светофоров, я принялся вспоминать.
Скоро я пришел к безрадостному выводу: несмотря на строжайшие установки поверенного насчет того, что ограничиваться мыслительной работой над героем решительно недостаточно, все значимые преобразования его личности совершались мною исключительно ночью, в те томительные часы, когда я никак не мог заснуть из-за глубоко укоренившегося во мне бессознательного страха, что мое дыхание внезапно и безвременно прервется. Все, что я успел сделать с ним на физическом уровне, было сделано даже не мной, а доктором Густавом Бельчиком, гениальным хирургом-нелегалом, которого я как-то серьезно выручил на одной подпольной игре в Джерси.
Хорошо, что хоть с этим было все в порядке. Пусть качество единственной фотографии Джо и оставляло желать лучшего, зато результат превзошел все ожидания. Роста мы оба были невысокого – мальчишка выглядел заметно ниже своих сверстников. Видимо, по этой причине он держался преувеличенно прямо, и хотя сам я раньше немного сутулился, работая над Чепом мне уже удалось это исправить. Цвета глаз и волос у нас были примерно одинаковы (серый, шатен). С остальным пришлось повозиться.
Может из духа противоречия, а может потому, что мне больше не хотелось повторять прошлых ошибок и привязываться к моему очередному персонажу, как это случилось с Максом и Чепом, на этот раз я постарался создать свою полную противоположность. Внешность Джо казалась мне довольно заурядной, но я все равно решил сделать его смазливым – ведь красавчики меня всегда бесили. Главное здесь было не перестараться и улучшить только то, что могло измениться за последние шесть лет, не трогая того, что измениться не могло.
Чувство меры позволило мне избежать типичной ловушки сверходержимости красотой, угодив в которую многие превращают себя в нечто такое, что только наметанный глаз герпетолога способен отличить от тритона или очковой змеи. Скальпель хирурга совсем немного поправил мой нос, подбородок и надбровные дуги, оставив нетронутыми разрез глаз и форму скул и ушей. Когда шрамы зажили, я отослал свое фото поверенному – а тот, недолго думая, показал его старухе. Ее судорожные рыдания подтвердили, что я на верном пути.
Эта его выходка казалась безрассудной только на первый взгляд. Бессердечному выродку было прекрасно известно, что старая леди, все последние годы живущая затворницей в своем особняке, страдала от тяжелейшей деменции. Через десять секунд она забыла о своей долгожданной радости.
С биографией малыша дела поначалу у меня шли туговато. Днем мы с Чепом были заняты оттачиванием наших игровых навыков, тренировками по фехтованию, боевому джиу-джитсу и кикбоксингу, стрельбой из всех видов огнестрельного оружия, уроками по сценическому мастерству и всем остальным, что могло пригодиться в нашем ремесле. По вечерам мы допоздна играли в покер или проворачивали сделки. Домой мы возвращались в лучшем случае после двух ночи. Едва коснувшись подушки головой, Чеп сразу отключался и спал часов до одиннадцати. Только после этого я, мучимый бессонницей, пытался хоть что-то сочинить.
Мою задачу сильно облегчило крайне необычное обстоятельство – жизнь реального Джо до определенного момента удивительно походила на мою, хотя и не была такой экстравагантной. Его родители погибли в автомобильной катастрофе в Денвере – моих казнили на электрическом стуле в разных штатах, в разное время и за разные преступления; его усыновила добрая, богатая и набожная тетушка, меня – незнакомец с преступным прошлым и холистическими заморочками; его десяти с половиной лет отдали в католическую школу при иезуитском монастыре – меня в этом же возрасте поверенный устроил в военную академию.
Самым же удивительным совпадением было то, что мы оба сбежали из мест нашего заключения, когда нам исполнилось по четырнадцать – даром, что условия нашего там пребывания казались совершенно несопоставимыми: в его школе учителя-вольнодумцы почему-то единодушно пренебрегали своим освященным Папой правом первой ночи с юными воспитанниками (к такому шокирующему выводу пришли следователи, нанятые старой леди после его побега), надо мною же в моей академии ежечасно глумились все – от преподавателей до первокурсников!
Бесспорная схожесть наших судеб позволила мне воспользоваться одним ловким читерским трюком. Сам я почти ничего не помнил о том, что со мной происходило до десяти, поэтому наделил моего Джо точно такой же особенностью. Это позволило мне избежать самой трудоемкой части процесса, ведь одна только реконструкция его знакомства с Микки Маусом со всеми сопутствующими этому знакомству переживаниями – оторопью, тревогой, бессильной яростью, навязчивым бредом, маниакальной одержимостью мыслящими грызунами, эпилептическими судорогами, безотчетной тягой примкнуть к движению харизматов и потребностью быть похороненным заживо в Садбери, штат Массачусетс, обычно занимала недели напряженной работы.
Остальное, начиная с наших десяти и по сегодняшнюю ночь включительно, я воспроизвел почти досконально, с хирургической дотошностью снижая уровень трэша до безвредных для его рассудка величин либо переворачивая все с точностью до наоборот.
В школе парень неплохо рисовал, и я сделал моего персонажа профессиональным художником – еще и потому, что в более широком смысле сам считал себя таковым. Кому-то может показаться, что намеренно ограниченный мною выбор его натурных предпочтений, не простиравшихся дальше самозабвенного интереса к обнаженному телу, объяснялся лишь скудостью моего собственного воображения, но даже у этого была своя
