Это - Фай Гогс
Дошлый старикан прекрасно знал, куда метить. Его стрела задела тончайшие струны моего самолюбия, рикошетом повредила засовы на пудовых дверях, за которыми я когда-то похоронил свою детскую веру в чудеса, и попала в заросшую паутиной реторту, где по капле копилась – и не находила выхода неутолимая жажда обладания чем-то таким, что невозможно купить ни за какие деньги; чем-то, что алхимики, поэты и святые называли философским камнем, эликсиром вечной жизни, пятым элементом, драгоценностью, исполняющей желания, et cetera. Я был обязан принять этот вызов, и этот вызов был…
– …чё… ты…… я… е… су… на…… уй?
Из-за звона в ушах я едва смог разобрать несколько отдельных слогов в оглушительной какофонии, источник которой находился в нескольких дюймах от моего уха. Уперев в стол свои натруженные перетаскиванием туш и корчеванием пней ручищи, надо мною навис жених Вэнди. Было очень похоже, что прелюдию я пропустил, и теперь находился в роли стороннего наблюдателя на собственной экзекуции!
Часто в таких случаях мое натренированное тело немного опережало мой рассудок. «Не вижу смысла вмешиваться в игры фатума, который подарил одному болтливому хвастуну возможность усвоить пару бесценных жизненных уроков», – думал я, а мой правый локоть уже врезался в левое предплечье крикуна. Его ладонь соскользнула вниз, а небритый подбородок жестко опустился на мой затылок, заблаговременно оказавшийся именно в этой точке благодаря идеальному сочетанию опыта, сноровки и решительности.
Зубчатый нож для стейков сам прыгнул в мою левую руку. Пока здоровяк сипел и хлопал ресницами, будто перед его глазами проносились сотни племенных поросят, устроивших подкоп под стеной хлева, я не спеша встал, ткнул ножом в его промежность, положил руку ему на шею и рывком наклонил его лицо к моему:
– Скажи-ка, друг мой: что ты сейчас чувствуешь? – и острие ножа с громким треском прошило ткань комбинезона.
– Ой! – ответил он.
Хотя повисшая в кафе гробовая тишина придала этому «ой» вполне достоверное звучание, я не отступался:
– А поподробнее? – и немного провернул нож.
– Я чувствую… – начал он на целую октаву выше.
– …сэр…
– …сэр…
– …что?
– …что?
– Ты издеваешься?
– Нет, что вы, сэр!
– Тогда зачем ты все за мной повторяешь?
– Я… не знаю…
– А как тебя зовут, ты знаешь?
– А как меня зв… Ой, простите сэр! Звать меня Биллом!
– Так держать, Билли! А теперь давай, признавайся: как тебя в детстве называла мама?
– Мама? Эээ… точь-в-точь, как и вы! Билли, сэр!
– Прекрасно, Билли. Отличный знак. А знаешь, о чем он нам говорит?
– О чем, сэр?
– Он говорит нам о том, Билли, что мы стали лучше понимать друг друга. Entendemos y hablamos el Inglés, verdad, cerdito?[44] А это значит, что мы тобой, Билли, находимся на правильном пути. Тебе известно, что это за путь?
– Нет, сэр…
– Это путь раскаяния, Билли. Раскаяния и смирения. Этот путь труден, Билли, он опасен и тернист, зато в самом его конце тебя ждет щедрая награда…
– Спасибо вам, сэр!
– Ну нет, так не пойдет. Спешка нам здесь совершенно ни к чему. Разве тебе не интересно, что за награда ждет тебя в конце этого пути?
– Извините меня, сэр… Что за награда ждет меня в конце этого пути?
– Думал, уже и не спросишь. Так вот Билли: твоей наградой станет полное отпущение твоих грехов. Но учти две вещи: во-первых, я пока еще не Господь бог и не смогу помочь тебе со всеми твоими грехами. Речь идет только о сегодняшних. Понял?
– Все понятно, с…
– Во-вторых, для этого тебе придется хорошенько постараться. Мобилизовать все свои ресурсы. Прыгнуть выше головы. Готов ты к этому?
– Да, сэр! Еще как!
– Фантастика! Тогда будь любезен, Билли, опиши мне: что ты чувствуешь? Только своими словами. Не хочу больше мять за тебя свиные сиськи. Итак?
– Я чувствую, сэр, как ваш нож колет меня между ног!
– Опиши, как он тебя колет?
– Очень больно колет, сэр! Прямо нет возможности терпеть!
– Прекрасно! И ты хотел бы…
– …и я хотел бы…
– …сильно хотел бы?
– Сильно, сэр!
– Насколько сильно?
– Очень-преочень сильно!
– Замечательно! Так чего бы ты хотел, Билли?
– Я бы хотел попросить, чтобы вы перестали меня колоть между ног, сэр… Если вас не затруднит… сэр…
– Мы почти закончили, Билли, – я ободряюще потрепал его по мощному загривку, – спасибо, что ты все еще со мной! Но видишь ли, я проездом в этих краях и пока плохо знаком с вашими пастушьими обычаями. Так будь другом, Билли, и растолкуй мне: неужели для того, чтобы голодный путешественник смог доесть свой скромный завтрак в этом пристанище гурманов и эпикурейцев, он сперва должен отрезать яйца какому-нибудь зарвавшемуся деревенскому вурдалаку?
– Нет, что вы сэр… поверьте, такой необходимости нет…
– …и-и?
– …и простите меня, сэр… если возможно…
– Что ж, сегодня тебе повезло. Хотя мои инстинкты и подсказывают мне: «Побалуй себя, насади этого парня на вертел, как утенка!», но сердце шепчет: «Вздор, дружище, отпусти с миром это чумазое пугало!» Ступай, Билли, и позаботься, чтобы наши пути больше никогда не пересекались. Ладушки?
Стараясь не смотреть по сторонам, верзила поплелся на свое место. Я еще раз осмотрел зал. Мало того, что три других подтиральщика свиных задниц даже не подумали прийти на выручку попавшему в беду собрату, так теперь на их лицах еще и гуляла злорадная усмешка. То же самое можно было сказать и о поваре, держащем в руке ножичек раза в четыре подлиннее моего. Что же касается Вэнди, то она совсем недолго колебалась, выбирая между стейком «Нью-Йорк» и куском несвежей солонины. Ее взгляд лучился обожанием и готовностью ехать в Вегас сию секунду.
Хотя Уильям Шексвин и не пользовался любовью односельчан, рисковать больше не стоило – повар мог успеть вызвать полицию. Я бросил на стол двадцатку, послал воздушный поцелуй очередной своей бывшей невесте и вышел наружу.
Глава 31
В которой мною шевелят мои руки
«Ну хорошо, допустим. Допустим, что иногда я бываю немного злым. Пускай даже не
