СВО. Из 200 в 300 и 500 (Второе рождение "разбойника" Женьки) - Михаил Востриков
Прозвище «Разбойник»
«Разбойником» Женьку ещё в раннем детстве нарёк его старший брат Миша, восемь лет разницы. И ведь было за что… Как-то же он смог в шесть лет дотянуться до потолка и нацарапать отвёрткой матерное слово из трёх букв на крышке электромонтажной коробки. Читать еще толком не умел, а то плохое слово уже знал. Почему эта коробка находилась на потолке, а не на стене, где ей было и положено быть, то загадка хрущевского домостроения! А родители вверх и не смотрели, только брат Миша это слово и увидел. Но родителям не заложил, а заставил Женьку расцарапать ту крышку сплошняком.
Были, были у Женьки тогда и другие «подвиги»…
Как-то местный батюшка — настоятель церковного прихода, перед Пасхой обходил приходские семьи по квартирам с индивидуальными пастырскими беседами. Ходил он не один, а с дьяконом, крупным таким мужчиной, большим любителем подношений и угощений. Батюшка беседовал, а дьякон тем временем потреблял — постное, но вкусное: пирожки с капустой, с вареньем, с грибами; запечённую тыкву, груши и яблоки с мёдом и орехами; сахарные булочки и плюшки, постное печенье без яиц и масла; и ещё много чего, что было заранее и с любовью приготовлено умелыми ручками прихожанок, не желающих ударить в грязь лицом перед батюшкой.
Зашли они в квартиру, а Женька их испугался и под кровать залез. Сидел там тихо… боялся. А дьякон сел на стул, впритык к кровати и с блюда на столе шанежки с клубничным вареньем убирал, которые мама Аня им выставила. Вкусные, м-м-м.
Так Женька этому дьякону, по-тихому, шнурки на ботинках связал между собой, а подрясник к стулу пришил нитками, где только иголку взял… А в карман меховой безрукавки, видимо, в качестве отступного за бакланку (хулиганство), положил ему свою игрушку, железную курочку заводную. Ну которая ходит и говорит «ко-ко-ко». Скучно же ему, «разбойнику», было под кроватью два часа сидеть.
Когда все встали уходить… дьякон тоже попытался встать. Да ка-а-к звезданулся лицом об угол стола, аж зубы полетели! Полежал, поорал. Подняли его, отвязали, курочку из кармана достали. А та, ко-ко-ко, и ну по столу бегать! Батюшка по злобе, давай под кровать своим посохом тыкать, видать, хотел им поразить того, кто его дьякона к стулу пришил. Попал. Но ой-й, зря он это сделал! Не знал он, как мама Аня за своих детей стоит. В общем, вышвырнула она обоих клириков из квартиры и дверь захлопнула.
Ну не «разбойник»?
Яма
На Женькино мировоззрение и образ жизни очень сильно повлияло то,что он родился и вырос в Яме — так новосибирцы называют окраинный левобережный Станиславский жилмассив, тогда весьма неблагополучный мир. Во всех смыслах.
Сюда, в наспех построенные ряды жилых панельных пятиэтажных коробок на месте огромного картофельного поля в середине шестидесятых годов буквально пинками переселяли весьма своеобразных жителей самых бандитских и уже приговорённых к уничтожению скоплений жутких халуп в Нахаловке, на Перевалке, на «Рыжем» квартале, на Восточном поселке, в Матвеевке и иже с ними. Много тогда было мест в Новосибирске, куда таксисты отказывались ездить.
Женька был ещё маленький, но хорошо помнил, как новоселов привозили сюда военными гусеничными амфибиями, забитыми шкафами, тряпками и орущими людьми. Вместе с людьми в Яму приехали клопы и тараканы. Амфибии спускались к подъездам пятиэтажек прямо по крутым склонам огромной природной низменности, дороги им были не нужны, потому и «Яма». А дорог там тогда и не было, кроме двух разбитых, одна — в Зону №5, и ещё одна — на заводы.
В «Яме» поставили и несколько заводских домов. На своём металлургическом заводе Женькин и Мишин батя получил двушку-«распашонку», а заодно и онкологию почек на вредном производстве, в итоге так рано забравшую его в лучший мир.
Старожилы Ямы до сих пор помнят хождения молодёжи по выходным на кровавые месива — «стенка на стенку» с «кирзаводскими», перевёрнутые милицейские «луноходы» и толпы уличных бойцов. Лето, а под сотню парней и взрослых мужиков шли на битву в фуфайках, зимних шапках и валенках. А чтобы защитить тело и голову от ударов обрезками арматуры.
И по всей округе носились вездесущие пацаны на мопедах с настоящими человеческими черепами на руле, бр-р-р. Это строители на месте нынешней «Китайской стены» случайно раскопали старинное неучтённое кладбище начала века и из стены котлована посыпались гробы. Картина маслом!
«Сибирская язва здесь тогда лютовала», — шептались жители.
Думаете, остановили стройку? Нет, конечно. Дворничиху увезли в больницу с инфарктом, потому что какой-то малолетний придурок надел человеческий череп на выключатель в подвале. Женщина хотела включить свет, что-то ей мешало, она сняла это и включила свет. Хорошо, её сразу нашли и вызвали скорую.
На огромных и ещё не освоенных пространствах Ямы в зарослях двухметровых репейников, лебеды и полыни пацаны строили шалаши и ловили силками зайцев. Также ловили самодельными клетками «двухлопками» певчих птиц — щеглов, чечёток, зябликов, овсянок, гаичек и дубоносов. Зайцев обдирали, варили в котелках над кострами и ели. Не от голода, скорее, из любопытства. А заячьи шкуры и пойманных птиц продавали на Птичьем рынке, что был тогда на Западном посёлке, там щеглы шли по пятачку.
А рядом был Кирзавод с охраняемой рабочей зоной для зеков, которых привозили туда каждое утро работать, а вечером увозили в Зону №5. И бывшие зеки просили пацанов из Ямы пролезть в пустую рабочую зону и спрятать там «грев» для зеков нынешних — картонные коробки с сигаретами и продуктами. Пролазили. Прятали.
И Женька хорошо помнил жигана в наколках, который в подвале дома толковал им, сопливым пацанятам, за понятия воровского хода. Сидели, слушали, он же с зоны откинулся. А потом встали и поехали на электричке в Академгородок воровать велосипеды. Они там у учёных были основным видом транспорта и стояли где попало безо всякой охраны.
Младшие воровали, а старшие разбирали эти велосипеды на запчасти и продавали. На третий раз их всех заловили в электричке, вместе с тремя крадеными велосипедами. Женьку, как самого младшего, в околотке не били, а просто
