Ступени к чуду - Борис Семенович Сандлер

— Едут! — кричит кто-то.

И вся толпа подхватывает:

— Едут! Едут!

Люди сбиваются еще плотнее.

— Едут?

— Какой там едут? Где вы видите, что едут? Идут!

— Да, идут, идут!

— Кто же там идет?'

— Что значит — кто идет? Тот, кто не едет, тот идет.

— Мне ничего не видно из-за твоей спины…

— Так вам, тетя, надо было захватить лестницу.

— Нахал! Я тебя помню еще маленьким шмендриком!

— Какая честь, мадам!

— Смотрите, впереди Пиня-маршалик!

— А дальше?

— Дальше уши не пускают!

— Зашей себе рот, бесстыдник!

— Дальше — музыканты!

— Почему же они не играют?

— Хаим Дуй за капельмейстера!

— Хаим Дуй! Дунь в тромбон!

— Его тромбон давно заржавел!

— А может, он забыл, куда надо дуть?

— Магарыча ждет!

— А жених где же?

— В Америку сбежал!

— Его ведут!

— Зачем водить? Он что, медведь?

— Нет, он сам идет, но дружки его ведут.

— Куда же они ведут жениха? Что он натворил?

— Ой, тетя, вы уже все забыли! К невесте ведут!

— Постойте, а где жареные утки?

— Их хотели пожарить, а они разлетелись! Ха-ха!

Щелкает пальцами Пиня-маршалик.

— Хаим! Дуй!

Капельмейстер поднимает тромбон и взмахом левой руки дает отмашку. Оркестр врезает:

Гей, гей, гей!

Радуйся, мир,

Собирайся на пир!

О нужде забудем,

Веселиться будем,

Гей!

Музыканты играют, маршалик надрывается:

Хоть полны карманы дыр,

Собирайся, мир, на пир!

А ты, барабанщик,

Бей бим-бам!

Красавица невеста,

Улыбнись и нам!

Гей!

Свадебная процессия приближается к большому красивому дому. Маршалик, музыканты, жених с дружками, а за ними весь народ поднимаются во мраморным ступеням. Реб Мотл и глазом не успел моргнуть, как толпа его подхватила и потащила за собой. Он упирается, хочет вырваться из потока, бьется как рыба об лед, работает локтями и ногами…

В конце концов все втискиваются в высокий светлый зал. Рабинович, ни живой ни мертвый, тяжело переводит дух. Пуговицы на рубахе отлетели, штаны перекручены и смяты. Но что поделаешь? Главное, кости целы.

Свет в зале гаснет, и поднимается занавес.

Посреди пустой сцены стоит перевернутая кадка для теста. На ней — подушка, а на подушке, как на облачке, сидит с закрытым лицом невеста. Смысл этого обряда понятен реб Мотлу: как всходит тесто в деже, так и будущая семья должна дать хорошие всходы.

— Смотрите, смотрите! — перешептываются в партере. — Как она хороша!

— Красулечка!

— Чистый алмаз!

— Тьфу-тьфу! Нивроко!

— Дай бог счастья!

— А какой наряд! Всех денег на земле не хватит купить его!

— Какой венчик!

— А туфельки на ногах! Прямо две золотые рыбки!

— Наверно, импортные!

— Ну да, из комиссионки…

— Что за перчатки! Только принцессы носят такие перчатки!

— И как ей идет быть невестой!

— Смешные люди! Кому не идет?

— Нивроко, тьфу!

Невесту окружают подруги. Одни держат горящие свечи, а другие расплетают ее длинные косы.

На сцене появляется маршалик. Он снова, как фокусник, щелкает пальцами, и перед ним вырастает скрипач, заводит скрипку под горло, наклоняет голову, вскидывает смычок и на мгновение замирает, как черная птица на вершине горы. Воцаряется тишина. Дрогнули фалды фрака, скрипач провел смычком по струнам — птица взмахнула крылом…

Невеста-жизнь, невеста-жизнь, ой-вэй! —

затягивает маршалик тонким голоском.

Сейчас тебя поведут к хуппе!

Ах, скрипка-скрипочка — как она плачет-надрывается! Каждый звук — что горячая слеза на ресницах. Вот мелодия взмывает ввысь, а вот она уже качается, как лодочка на волнах, на расплетенных волосах невесты. Женщины всхлипывают, плачут, сморкаются… Маршалик хитро подмигивает публике:

Высоко летает птица,

А больной идет лечиться,

А неряхи варят суп —

Дым столбом валит из труб!

И этот плач взрывается смехом.

— А все-таки — где жених?

— И правда — где?

— По дороге потеряли…

— Была бы невеста…

— А я не гожусь?

— Разбойник! Родная жена тебе надоела?

— Может, он боится?

— Ничего, трудно только первые пятьдесят лет.

— Да вон он стоит!

— Где? Где?

— Вот, к стенке жмется!

— Хорошенькое дело! Невеста сегодня одна будет спать?

Во мгновение ока два парня, два богатыря подхватывают Рабиновича под мышки и чуть ли не на руках несут к сцене. Еще миг — и он стоит перед невестой, не в силах и рукой. шевельнуть. «Какой я жених? Что они из меня чучело делают?»

Он пытается что-то сказать, объяснить, но язык словно присох к нёбу.

— Чего же ты ждешь? — спрашивает маршалик. — Не хочешь глянуть на свою невесту? А вдруг ее подменили, как Рахиль Иакову?

И реб Мотл, сам не понимая зачем, подходит к невесте и дрожащими руками приподнимает вуаль…

Боже праведный! Из-под вуали в упор смотрит на него ухмыляющаяся, с сигаретой в зубах, усатая физиономия Давида Иосифовича, его зятя.

— Вы, папа, хотели хуппу? Так ведите меня к хуппе!

Зрители лопаются от смеха. Музыканты играют, маршалик голосит:

Ева яблочко Адаму

Очень вкусное дала.

Только глянул он на даму —

Кругом голова пошла.

Ева, Ева, ей-же-ей,

Там, где Ева, — там и змей!

Зрители становятся в круг и прихлопывают в такт песне.

Сделал бог ему жену,

Ахнул парень: «Ну и ну!

Раз-два-три-четыре-пять,

Надо ребра посчитать!»

Ева, Ева, ей-же-ей,

Там, где Ева, — там и змей!

Хоровод кружится вокруг реб Мотла, и, как факелы, мелькают перед его глазами красные, возбужденные лица. Его бросает в жар, в ушах звенит. Звенит колокольчик Лейзера-водовоза.

…Обливаясь холодным потом, реб Мотл вскакивает с постели. Хватается за будильник. На циферблате — четверть одиннадцатого. Звонок не умолкает. Звонят в дверь.

Картина третья

— Добрый день, Мотл. Я тебя не разбудил?

— Это ты, Рувим? Ничего, проходи. Я сегодня проспал все на свете.

Рувим Фрадис — земляк Рабиновича и его давнишний друг, маленький крепкий старичок с румяным лицом и гладко выбритыми щеками. Его когда-то рыжие волосы поседели, и голова словно покрыта цыплячьим пухом. Фрадис вышел на пенсию в тот же год, что и старый Мотл. Если портного Рабиновича знали все мужчины в городе, то доктора Фрадиса до сих пор с благодарностью вспоминают многие женщины.

— Твоего внука, я слышал, можно поздравить?

— Да, вчера было обручение. Бог даст, через две недели свадьба. Но извини… я даже не успел прибрать постель.

— Это ты меня извини.