Женщина из дома с олеандрами - Риити Ёкомицу
Завершив свой рассказ, он, сдерживая слезы, закрыл кошель и потупился. Я и сам еле мог держать себя в руках. Скрестив руки, я стоял и пристально глядел на тень от козырька фуражки Рятникова, а колени мои дрожали. Я и ранее знал наверняка, что друг мой дворянского рода, но и представить не мог, что столь высокого. По правде говоря, за день до этого в штабе и до меня доносились похожие слухи.
«Император Николай с Императрицей, великими княжнами и Цесаревичем были расстреляны большевиками. И сим ужасным образом род Романовых был прерван». Доклад этот поступил ранним вечером, но я совершенно убежден был в том, что подобное просто невозможно.
«Как бы ни были жестоки террористы, разве возможно совершить столь безумное зверство по отношению к кроткому, беспомощному, ни о чем не ведающему царю и его семье?» — улыбнулся я про себя.
В штабе также придерживались одного со мной мнения и распорядились передать по всем отрядам, что, прежде чем отчаиваться, надо бы еще раз информацию перепроверить.
Однако даже если бы слухи эти были ложными, связав их с историей Рятникова, я осознал, сколь в высшей степени значимая истина открылась мне. Стоящий передо мной молодой человек обладал помимо прекрасных драгоценных камней еще и невероятной судьбой. Осознание того, что волею страшного случая я стал связан с ним…
И все же единственное подозрение закралось в мою душу. О другом и подумать нельзя. Несмотря на количество детей у Императора Николая, по мужской линии наследник был всего один — десятилетний Цесаревич Алексей. А потому стоящий передо мною прямо сейчас молодой человек, если и был единственным избежавшим расстрела террористами членом царской семьи, из всех великих княжон — Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии — он мог быть только старшим или младшим братом самой молодой из них — Анастасии.
В любом случае к ней он был ближе всего по возрасту…
До революции или же за границей я бы не раздумывая сделал достоянием общественности весть о том, что в народе скрывался Цесаревич, а сейчас же, когда двор находился в таком упадке, об этом не могло быть и речи. Но если подумать, семнадцать лет назад обстановка в мире была такова, что о рождении у Николая наследника могли намеренно умолчать. Вы, верно, знаете… Для истории моей это не так важно, расскажу вкратце. Весь народ славянский от мала до велика тогда с нетерпением ждал рождения мальчика в царской семье. Помнится, еще дед мне рассказывал нелепые небылицы о существовании якобы целой шпионской сети, финансируемой Германией, которая раскинулась вплоть до двора Ее Величества Королевы Виктории, и о том, что были в ней люди, нанятые специально, чтобы в случае рождения наследника убить его.
Из этого можно было сделать вывод, что в самом деле молодой человек, стоящий передо мной потупившись и спрятав лицо в платок, с большой долей вероятности мог оказаться великим князем. А учитывая наличие драгоценностей, которые могли бы стать неопровержимым доказательством его положения… Столь откровенное признание человека подобного статуса для меня, как для дворянина, несомненно, было огромной честью. Но в то же время стоило мне подумать о том, что судьба моя теперь связана с его, до невообразимой степени подверженной опасности… Подумав об этом, я невольно глубоко вздохнул. Раз за разом я пытался собраться с мыслями, но никак не мог отделаться от странного ощущения. Было кое-что до смешного нелепое в моих умозаключениях. Я ведь до сих пор не знал настоящего имени своего товарища и совершенно не понимал, почему он решился поделиться со мной столь важной своей тайной. Потому ли, что узнал о моем дворянском происхождении? Или же он пришел ко мне за утешением как к близкому другу, чтобы поделиться терзавшей его тревогой? Я не мог понять, как столь разумный молодой человек со столь необычной судьбой мог поступить так безрассудно.
Был ли он душевнобольным? Камни, которые он только что показал мне, запросто могли оказаться подделкой. Но чем больше я думал об этом, тем сильнее убеждался в их подлинности. Определенно, они являли собой исключительные сокровища.
Я отчетливо ощущал, что вопрос о причинах, побудивших его показать их мне, мог стать шагом навстречу опасности, таящейся в его судьбе. В конце концов, мудрее и безопасней для нас обоих было оставаться в глазах остальных простыми рядовыми и сохранять прежние отношения. Размышляя таким образом, я, будучи от природы трусливым, тут же принял решение. Поглядывая по сторонам и весьма аристократично кивая, я откашлялся и произнес:
— Такие вещи ни в коем случае нельзя никому показывать. Ладно уж я, но стоит их увидеть кому-то еще, как все пропало. Теперь, будучи осведомленным о твоих обстоятельствах, я, безусловно, готов оказать тебе любую возможную поддержку, но и ты не унывай так. Слухи о смерти подобных высокородных особ всегда проходят через несколько рук. Вспомни хоть Александровича, Михаила, Георга, Владимира…
Я взглянул на Рятникова. Лицо его ничуть не скривилось, напротив, услышав перечисленные имена, он будто бы просветлел, успокоился, отер слезы и неожиданно, почти счастливо улыбаясь, спрятал кошель обратно в карман.
Я ничуть не пытаюсь оправдываться, и, должно быть, вы меня будете презирать… Но ежели я солгу, сама суть рассказа будет неясна, а потому признаюсь прямо.
Несмотря на сочувствие Рятникову, я во что бы то ни стало пожелал заполучить эти камни. В тот миг, как я увидел их, страсть к самоцветам в моей крови разожгла огонь, который я не в силах был унять. В голову мне стали приходить мысли о том, что ежели Рятников в разведке вдруг будет убит… а я окажусь с ним в одном отряде…
Тогда я и думать забыл, какой опасности могу подвергнуть собственную жизнь. Понятия не имел о том, в какой ад заведут меня эти камни и что мне суждено будет рассказывать эту историю о посмертной любви Рятникова.
4
До Уссурийска, куда мы направлялись, от Никольска по железной дороге путь занимал не более полусуток, но, потому как часть станций и деревень находилась под оккупацией Красной армии, пришлось сделать большой крюк на восток. Поход был тяжелым, каждую минуту мы находились на волосок от гибели, но, к счастью, красноармейцы нас не заметили. На
