Женщина из дома с олеандрами - Риити Ёкомицу
Переплетения кустов и ветвей деревьев, образующие круглую форму, отраженный от них свет полуденного солнца, зелень окрестных лугов и синева неба являли собой неповторимый чудесный пейзаж, достойный полотен лучших художников.
Выбравшись из Никольска и оказавшись в подобном месте, весь отряд наш почувствовал настоящее облегчение. Наконец солдаты и офицеры могли выпрямиться и сложить винтовки на плечо, рассредоточившись в высокой траве, доходящей до пояса. Приняв открытое построение, перешагивая через кусты чертополоха, мы двигались в сторону рощи. Спиной я ощутил прохладное дыхание ветра и почувствовал себя так спокойно, как будто находился на школьной экскурсии. До сих пор перед моими глазами стоит образ Рятникова, следующего сразу за старшим офицером. Раскрасневшийся, в фуражке набекрень, с белоснежной улыбкой, он обернулся ко мне. И в этот момент, кажется, со стороны железной дороги в полуверсте от нас внезапно грянула пулеметная очередь. Отряд наш тут же бросился врассыпную. Не успел я и глазом моргнуть, как мое левое бедро пронзила навылет пуля. Я хотел было привстать, но тут же завалился набок, в траву. Осознав, что такое ранение для жизни не опасно, распластавшись на земле, я дрожащими руками достал нож, отрезал кусок штанины и плотно перевязал рану. Пулеметные пули со свистом, подобным птичьему, проносились над моей головой. Сжавшись, насколько было возможно, я постарался разглядеть в траве товарищей. Перспектива остаться одному казалась мне тогда страшнее смерти. Но они, похоже, не заметили, что я ранен, и с винтовками наперевес продолжали двигаться вперед, укрываясь в траве. Сейчас я понимаю, что все были очень напуганы, но в тот момент я никак не мог взять в толк, почему товарищи продолжали бежать, даже когда звуки пулеметных очередей стихли. Силуэты их становились все мельче, отдаляясь, и вот одиннадцать рядовых и двое офицеров уже исчезли в тени деревьев. Последним, кого я увидел, был Рятников, порядком задержавшийся. Он пару раз обернулся в мою сторону напоследок, прежде чем скрыться из виду. Подать товарищам сигнал выстрелом было не лучшей идеей, и я лишь с тревогой смотрел в сторону рощи, скрючившись от боли и размышляя о том, как быть дальше.
Но не прошло десяти секунд, как уже со стороны леса раздалась пулеметная очередь. У меня кровь застыла в жилах, стало тяжело дышать. Я все смотрел в ту сторону, потрясенный, а звуки выстрелов гулко отдавались у меня в голове. Тут же с жуткими воплями из леса выскочило человек восемь, но спустя минуту все снова стихло. Снова я был посреди яркого, залитого солнцем луга, словно с полотна художника.
Все было как во сне. Пытаясь осознать, что произошло, я все вглядывался в стволы деревьев. Но ничто напоминавшее человеческие фигуры из леса так и не появилось. Лишь стайка птиц, потревоженных звуками выстрелов, пересекла луг. Зрелище это почему-то заставило меня сильно бояться рощи. Враги то стреляли или союзники? Здравомыслие уступило место всепоглощающему ужасу, и я никак не мог унять дрожь во всем теле. Безмятежная зелень, купающаяся в лучах солнца, стрельба, которая оборвалась так же внезапно, как и началась, мертвая тишина… Из-за этой картины мои зубы стучали от страха.
В беспамятстве я лежал на земле, хватаясь за траву холодными как лед руками и до боли в глазах всматриваясь в лазурное небо, обрамляющее лесной массив, пока тот внезапно не стал расплываться серым пятном. Возможно, причиной тому стала потеря крови.
Спустя некоторое время я пришел в сознание и, отбросив ружье и фуражку, из последних сил начал ползти в сторону рощи. Каждое движение отдавалось ослепляющей болью в бедре. Я и сам не понимал, что двигало мною тогда. Трус от рождения, задыхаясь от боли, зачем я направлялся в этот зловещий лес на закате дня, еще и на вражеской территории? Разве что некая незримая сила вела меня, не иначе. Ведь с точки зрения здравого смысла стоило, напротив, держаться от него подальше, дождаться темноты, вернуться к железной дороге и под покровом ночи отправиться обратно в Никольск.
Стоит ли говорить, что невыносимая боль и серия жутких выстрелов заставили меня напрочь позабыть о драгоценных камнях Рятникова? Но и не любопытство, не сочувствие к судьбам товарищей вели меня. Я просто почему-то был уверен, что мне нужно туда и никуда больше. Там меня точно убили бы, избавив тем самым от страданий и страха, и тогда, взобравшись по стволу самого высокого дерева, с самой верхушки душа моя направилась бы прямо в рай. Наверное. Вот такие необыкновенно меланхоличные мысли овладели мной средь безграничных луговых трав.
5
Когда я добрался до опушки леса, покрытой мягким дерном, солнце уже скрылось и на небе появились звезды. От вымазанных грязью рукавов и насквозь промокших штанин холод начал пробираться по всему телу, слезы продолжали литься, из носа текло, и мне очень хотелось чихнуть. Изо всех сил стараясь сдерживаться, я вжался в траву и насторожился. Участок, поросший крупными деревьями, вплоть до глубины леса просматривался насквозь в свете звезд. Тишина была такой абсолютной, что не то что человеческих голосов, даже взмаха птичьих крыльев или шелеста опадающих листьев не было слышно.
Загадочна душа человеческая. Я оказался в безлюдном лесу — ни врагов, ни друзей. С этим осознанием меня охватило необычайное спокойствие, и тут же ко мне вернулась привычная робость. Зачем мне только понадобилось в этот мрачный зловещий лес? Я поежился. Человек, склада совершенно не военного, волей судьбы ставший солдатом и теперь раненный, один-одинешенек средь полей… Снова я начал тревожно с испугом озираться, и тут же мне захотелось бежать прочь из леса, но вместо этого я только пристальней вглядывался в темноту в его глубине.
Рятников… Нет, весь отряд наш, возможно, был перебит здесь. Именно тогда я вспомнил о драгоценностях. Красноармейцы, заметив наш отряд, специально не стали сразу открывать огонь, но поджидали нас в этой роще, чтобы, как только мы окажемся достаточно близко, открыть пулеметный огонь. Наконец я понял, что до этого казалось мне странным. Если весь отряд пал жертвой засады, Рятников
